Эрбат. Пленники судьбы
Шрифт:
К тому же мальчик отныне не собирался ни в коем случае не нарушать слов матери — один раз он уже это сделал, сказал отцу, кто взял камни Светлого Бога… Но об отце Дариан старался не думать. Пусть с ним будет только мама… Дариан вновь и вновь вспоминал мать, как она любила гладить его по голове, перебирать светлые волосы сына… А сейчас… Проводя рукой по своей бритой голове, Дариан решил: в будущем он никогда не станет коротко стричь свои волосы. Пусть лучше они будут много длиннее, чем обычно носят мужчины, но коротко обрезать их он никогда не станет. Маме бы это понравилось…
Дариану не повезло — все же он вышел из дома куда позже того срока, когда, по расчетам Кристелин, им стоило бежать. К тому же он очень задержался в пути, и оттого подошел к горной гряде в самое неподходящее и опасное время для перехода — уже начиналась зима. Но останавливаться мальчик не стал — лучше горы с морозами и снегами, чем Гарла и рабский барак… Так что Дариан лишь надвинул поглубже шапку на уши и пошел искать метку, означавшую начало тропы через горы, ту метку и ту тропу, о которой знали лишь считанные единицы…
Снега, льды, постоянный холод, пронизывающий чуть ли не до костей, вымораживающий тепло из детского тела, сводящий немотой руки и ноги… Тогда же мальчик впервые узнал, что это такое — снег. Мать много рассказывала о нем, но одно дело — рассказы, и совсем другое — почувствовать его руками, и понять, что же на самом деле представляет из себя снег. Он, конечно, красивый, но какой же холодный!
Для ребенка, выросшего в жарком климате Таристана, было немыслимо холодно в этих суровых ледяных горах. Раньше он даже не мог представить, что можно так мерзнуть… Иногда Дариану казалось, что во всем мире не осталось тепла, а прежняя жизнь с жаркими и душными днями представлялась чем-то сказочным, нереальным, что больше не повторится… Да и было ли оно, тепло?.. Бывало и такое, что на парнишку, будто снежная лавина, накатывало ледяное отчаяние, и по щекам ребенка, помимо его воли, текли слезы, льдинками застывающие на одежде. Как же ему в эти горькие минуты не хватало матери, ее светлой улыбки и добрых слов! При нем было только ее старое шерстяное платье, в которое он кутался каждую ночь, чтоб не замерзнуть во сне. Иногда казалось, будто мама была рядом с ним… И ребенок твердил себе одно: он должен выполнить желание матери, пройти через эти горы, и найти своего деда. Тот ему поможет, и в доме деда у Дариана наступит совсем иная жизнь… Так что надо сжать зубы, идти вперед, перетерпеть и холод, и голод, и все остальные тяготы нелегкого пути…
Дни шли за днями. Позади остались ледники, откуда он множество раз чудом не сорвался, снежные бури, которые он пережидал в жалком укрытии, дрожа от холода, голодные спазмы в желудке, нехватка воздуха на вершинах, недолгая снежная слепота, онемевшие от холода руки и ноги, сходящие лавины, от которых он уберегся совершенно непонятным образом, снежный барс, не тронувший мальчика…
Когда Дариан добрался до Валниена, там уже начиналась весна, и идти по рыхлому, проваливающемуся под ногами снегу было почти невозможно. Причем именно здесь, на Севере, мальчик впервые столкнулся с такими глухими и темными лесами, которые он ранее и представить себе не мог. Если б не карта матери, то он бы, несомненно, заблудился и сгинул в лесу. А так — ничего, через несколько дней блуждания по лесу он вышел к заброшенной избушке, которая была обозначена на карте матери. В том, пусть и заброшенном, но еще крепком домике он и просидел несколько седмиц, ожидая, когда в лесу сойдет снег. Главное — там можно было передохнуть. В лесной избушке нашлось огниво и немного муки, так что мальчик сумел развести в небольшом очаге огонь, и в полуразбитом глиняном горшке согрел воду, в которой развел мучную болтушку…
Лишь много позже Дариан понял, как ему повезло, что он избежал встречи со зверьем, оголодавшем после долгой и холодной зимы. В той лесной избушке Дариан также задержался дольше, чем хотел. Целыми днями он лежал на старой дощатой лавке, смотрел на огонь в очаге и постепенно приходил в себя после неимоверно трудного перехода через горы, вымотавшего у него все силы. И пусть живот у него резало от голода, но душу грело то, что рядом не было Гарлы! И еще он смог перейти через горы… Мама бы гордилась им! Правда, сил почти не осталось даже на то, чтоб лишний раз пройти по прогалинам весеннего леса, посмотреть на пробуждающуюся после долгого зимнего сна природу. Наружу Дариан выходил только для того, чтоб набрать хвороста и дров для очага.
Еще он выкапывал на проталинах небольшие луковицы желтых подснежников — мама, помнится, говорила, что эти цветы называют гусиный лук… Испеченные в золе, они казались голодному мальчишке едва ли не лакомством. Потом появилась другая трава, тоже очень вкусная — кажется, ее мама называла заячьей капустой… Когда же в лесу сошла большая часть снега, и повсюду показалась весенняя трава, которую можно было есть, он вновь отправился в путь… Дариан знал, что должен выполнить просьбу матери, и добраться до деда, хотя бы для того, чтоб передать тому письмо… Ну, а остальное герцогу известно…
Снова воцарилось молчание. Затем властный старик поднял глаза на мальчика.
— Няня, сделай вот что: отведи этого молодого человека в одну из комнат для гостей, из тех, что поменьше, и что находятся подальше. Помой нашего незваного гостя, переодень… В общем, займись им — знаешь, что надо делать. А я должен подумать. Что касается вас, молодой человек, то у меня к вам имеется личная просьба: постарайтесь как можно реже покидать выделенную вам комнату. Мне бы не хотелось, чтоб вы лишний раз бродили по дому. Вам все понятно?
Несколько последующих дней Дариан отсыпался и ел столько, сколько в него влезало. Все эти долгие месяцы своего нелегкого пути он питался чуть ли не одной травой, и если бы не плитки пемкана, которые он растягивал, как только мог, то, без сомнения, давно бы умер от голода. А что касается холода на той горной гряде… Дариан, выросший в жарком Таристане, непередаваемо мерз в высоких холодных горах с их пронзительно-ледяными зимними ветрами. К тому же только там, в горах, ребенок впервые знал, что такое снег. До того он знал об этой замерзшей воде только из рассказов матери. Хорошо еще, что в том дорожном мешке отыскались теплые ботинки, куртка и штаны. А на ночевках он кутался в старое платье матери, которое она для чего-то сунула в мешок. Оно было сшито из особой шерстяной ткани, на удивление теплой и прочной, и не давало замерзнуть ребенку даже в самый жестокий холод. Так что если бы не это старое платье матери, то еще неизвестно, прошел бы Дариан горы, или бы навсегда остался лежать среди чистых снегов.
Потом Дариана вновь позвали к деду. На этот раз в большом кабинете герцога, кроме самого хозяина, было еще несколько человек, среди которых Дариан с радостным удивлением увидел старого барона Обре. При виде старика сердце Дариана радостно забилось. Ведь барон был единственным из всех присутствующих, кого парнишка знал еще по Таристану. Однако старик скользнул по нему равнодушным взглядом, и отвернулся. У мальчика перехватило горло.
— Дедушка… — почти прошептал он. — Дедушка Обре… Ты не узнаешь меня?
Барон вновь обернулся к нему, близоруко прищурился, и, всмотревшись в лицо ребенка, растерянно ахнул…
— Дариан, мальчик мой!.. — после чего он мягко осел на пол, схватившись за сердце. Дариан бросился к нему, остальные тоже вскочили со своих мест, в кабинет вбежал лекарь…
Едва придя в себя, старый барон протянул свою руку к Дариану.
— Всеблагой, это ты! Как же я счастлив видеть тебя, внучек!.. Но… Как ты здесь оказался, мальчик?! Я тебя даже сразу не узнал… О Небо, как же ты изменился!.. Что с тобой приключилось?! Твой отец написал мне, что ты тяжело болен, и не встаешь с постели…