Ересь Хоруса. Омнибус. Том II
Шрифт:
Следующим был Нарака, капитан тринадцатой роты. Нарака Бескровный, как без тени улыбки называли его братья. Он заслужил это имя во время приведения к Согласию Восемьсот-Девять-Пять, пятого мира, покоренного Восемьсот девятым экспедиционным флотом. Тринадцатая рота захватила целую планету, не пролив и капли крови. Как именно они это проделали, было дозволено узнать лишь немногим офицерам легиона. Когда Нараку спрашивали об этом, он всегда уклонялся от ответа. Его рота поклялась хранить тайну, и их клятва оставалась нерушимой уже долгие годы.
Севатар знал, что там произошло. И ему это нравилось.
После Нараки шел Товак
За Товаком следовал Офион. Он не сумел ничем отличиться на должности капитана тридцать девятой, если не считать обычного послужного списка офицера, с честью выполнявшего свои обязанности целый век. Все записи о нем — не то чтобы Восьмой легион славился тщательностью при их ведении — рисовали портрет ветерана-ностраманца, лучше всего проявлявшего себя на передовой, в авангарде, во главе своей роты, и облеченного лишь умеренной ответственностью при ведении более обширной кампании. И все же… Офион приказал своему кораблю «Саван заката» оставаться на месте и отражать атаки Темных Ангелов, помогая Севатару и «Сумеречному» выиграть время для бегства не столь быстроходных судов. Так что Офион, очевидно, не был мыслителем. Севатара это вполне устраивало. В легионе, где трусость в бою считалась одной из первейших и наиболее почетных добродетелей, редкое проявление храбрости всегда заслуживало внимания.
Крукеш, капитан сто третьей, был истинным сыном Восьмого легиона. Подростком его забрали с Терры, и он вырос до капитанского чина благодаря смертельному поединку, в котором снес голову своему бывшему капитану. Что бы подумали Ультрамарины или Имперские Кулаки, если бы слухи о подобных варварских обычаях среди Повелителей Ночи выплыли наружу до Великого Предательства? К дикости такого рода приводило естественное развитие честолюбия воинов, свободных от моральных ограничений. А в гангстерских войнах Нострамо Квинтус были сотни разновидностей поединков чести и ритуалов наследования, основанных на убийстве предшественника. Братья называли Крукеша «Бледным». Геносемя примарха делало белой кожу любого, кто выдержал имплантацию, и зачерняло радужку их глаз. Крукеш, однако, был худ до истощения, а бледность его казалась уже не просто нездоровой, а неестественной. Он выглядел, как закованный в керамит цвета полуночи мертвец с черными глазами, пылавшими в провалившихся глазницах. Севатар подозревал, что дело тут в легкой форме вырождения геносемени: такое встречалось нечасто, но и исключением не было. Так или иначе, Севатара и Крукеша многое связывало. Прошлые долги, до сих пор не уплаченные. Даже воспоминание об этом вызывало у первого капитана оскомину.
Последним был Аластор Рушаль, рожденный на Терре, но не от общей генетической линии Восьмого легиона. Он все еще носил доспехи своего легиона — синевато-черные с зубчатой белой окантовкой. Благородную эмблему на его наплечнике — ворон на белом фоне с широко распростертыми крыльями — разбили ритуальные удары молота, нанесенные рукой самого Аластора. Все знаки различия исчезли с брони, содранные после смертных полей Исстваана. Как у Повелителей Ночи, лицо его было бледным, а глаза темными. Однако Аластор отличался от окруживших его воинов тем, что на шлеме, который он держал на сгибе руки, не было гребня в форме крыльев летучей мыши — знака принадлежности к внутреннему кругу капитанов Восьмого легиона. В этой стае он, никак не помеченный, держался наособицу.
Севатар кивнул Аластору, прежде чем обратиться ко всей группе:
— Вы поможете мне руководить этим разгромленным легионом. Отныне вы — Рукокрылые Повелителей Ночи. Вопросы есть?
Несколько капитанов переглянулись. Трез в углу улыбнулся в свой респиратор. В конце концов заговорил Товак.
— Это и есть твое приветствие? Так ты нас встречаешь?
— Да, — не мигнув, ответил Севатар. — А ты ожидал торжественную речь?
— Не знаю, чего я ожидал.
— Тогда почему я слышу разочарование в твоем голосе?
— Я…
Севатар склонил голову к плечу.
— Вопросы по существу будут?
— У меня есть один, — сказал Офион. На месте лица у его была мешанина свежих стежков и кожаных трансплантатов. — Почему мы?
— Потому что остальные Рукокрылые мертвы, за исключением Вар Джахана и меня самого.
— Это ясно. И как же они погибли? — поинтересовался Офион.
— Некоторых убили темные Ангелы. Остальных убил я. Или, точнее, их по моей просьбе убили Чернецы.
Офион, ничуть не удивившись, фыркнул.
— Но почему мы?
Несколько секунд Севатар молча смотрел на остальных капитанов.
— Ты очень подозрителен, Офион.
— Так и есть.
Севатар не видел вреда в том, чтобы сказать правду.
— Все вы более-менее верны мне, умны, надежны и начисто лишены той слабости, которые смертные называют сочувствием. Легиону нужна твердая рука. Ему нужны мы.
— Что ж, пусть я буду тем, кто это скажет, — Крукеш, ухмыляясь усмешкой мертвеца, указал закованной в перчатку рукой на Аластора. — Как здесь оказался Ворон? У него под началом нет роты. Нет людей. Он не может быть одним из Рукокрылых.
— Может, потому что я так сказал. Если только примарх не восстанет и не отменит мой приказ, Ворон останется с нами. А теперь к делу.
Севатар снова вызвал гололитический дисплей.
— Братья, сейчас вы видите больше трети флота легиона. Мы получили сообщения из точек сбора в Икреше, Тауре и Соте. Потери такие, что впору волком выть.
— Не томи душу, — проворчал Вар Джахан.
— В засаде Темных Ангелов погибло больше двадцати пяти процентов флота. За три часа они прикончили четвертую часть легиона.
Новоявленные Рукокрылые переглянулись. Никто не пожелал ничего добавить, и Севатар продолжил:
— Прошло всего две недели. Возможно, несколько десятков судов все еще находятся в варпе или вышли далеко от резервных позиций. Однако даже подтвержденные потери удручают. Каждый капитан видел, как гибли другие корабли. Сверив их показания и составив список, мы обнаружим, что пятая часть легиона погибла либо в космосе, либо на поверхности Шеола. Так что…
Севатар вновь развернулся к братьям.