Ересь
Шрифт:
Никогда.
И я взлетел. Ночью. Вдруг, внезапно. Прямо над рекой, от которой ещё доносился весенней прохладой. Я летел, и думал о маме с папой. О друзьях и о сестре. О многом… И вдруг — в голове стало пусто. Все будто наполнилось густой смоляной жидкостью, небесно-чёрной.
Я
8
Рано утром, перед учебой обязательно привезу свою давно не новенькую гитару в твой двор. Буду тащить её через весь город, случайно ударяя ее углом о стены и сонных прохожих. А по пути к твоему дому куплю розочку в целлофане, мечтая, что однажды это станет большим букетом.
Встав за углом буду ждать тебя. Пока твоё серенькое, как мышка, пальто промелькнет в сыром утреннем воздухе. Подбегу к тебе сзади, схвачу, положу тебя на плечо, и не взирая на крики потащу за трансформаторную будку. Ты узнаешь меня, и то ли от истерики, то ли от счастья нервно засмеешься, примешь розу и обнимешь. А я достану гитару и буду петь самую пошлую в мире песню, что сыграна на четырех аккордах. Про твой красивый дом, про дождь, и про участкового с пивом.
Хотел ведь другую песню, и чтобы номер этажа я в ней изменил, и похоже было на тебя, но не успел за ночь, от того не выспался, и глазами красными пытаюсь убедить тебя, что счастлив с тобой.
И чтобы ты, как в песне старой, согласилась на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял. Теперь каждый ангел знает эту песню, ведь я её пою постоянно.
И взлетев с ними ввысь пойму я, что был уже велик. Ангелы отнесли меня туда, на край седьмого неба.
Там мы рисовали ее портрет сидя на полу бездушной квартиры, под пошло прикрытым бетонным монолитом небом. Весенним небом, полного звёзд и неизвестно куда летящих в самолётах людей. Кажется, что каждой новой неумелой линией она перечеркивала моё детство, завораживая призрачным сиянием взрослой жизни, которой я так сильно боялся.
Её плечо было слишком близко от моего подбородка, и я не мог не податься искушению упереться в его косточку. Хрупкое создание, малюющее автопортрет весьма неумелыми, посредственными линиями, но даже в этом художественном и архитектурном бреду она оставалась желанной. Здесь, на холодном полу миром и Богом забытой съемной квартиры где-то на краю мира.
Расстояние от моего подбородка до её плеча измерялось лишь толщиной её свитера, в физическом понимании. Но на самом деле между нами всегда была непреодолимая, воздвигнутая кем-то то ли злым, то ли непонимающим стена, что отдаляла нас. Видеться мы могли лишь в избранные дни, когда мне снова снился этот момент.
Где я. И она. На холодном полу создаём нечто прекрасное. И во сне меж нами нет ни стен, ни дурацкого свитера.
Я стал великим кем-то. Лишь тогда, когда вышел из игры, под названием жизнь. Покинул симуляцию, погрузившись в вечный сон.
Где лишь я. И моё счастье.
И теперь точно навсегда.