Еретик Жоффруа Валле

Курбатов Константин Иванович

С минуту в комнате длилось молчание. На суровом лице капитана не возникло ни отвращения, ни страха.

— Эк тебя, — сказал он несколько удивленно. — Где тебя так?

— Как вам нравится майская роза? — поинтересовалась Сандреза. — Почему вы столь быстро остыли и не осыпаете меня пламенными поцелуями?

— Ладно тебе, — буркнул капитан. — Развеселилась. Чего теперь-то веселиться.

— А как поживает вечная любовь?

— Вот что, — сказал капитан, — как я понял, ты собиралась пристроиться на этой квартирке. Поищи-ка себе нору в другом

месте. Давай напяливай свою маску и проваливай. Некогда мне болтать с тобой.

— А вы не боитесь, капитан, что я могу отомстить вам за подобный прием?

— С такой-то физиономией? — удивился он. — Кто теперь примет тебя всерьез? Катись отсюда, пока я не вытолкал тебя в шею. И не вздумай строить мне козни. У меня с подобными дамочками разговор короткий. Пошла прочь, уродина!

Ноги сами вывели Сандрезу к Сене. Жизнь кончилась. Самое простое казалось — упасть в воды вечной реки и найти в них свое последнее пристанище. За что в этой жизни ей было цепляться? Да и зачем? Здесь, на Пре-о-Клер, Сандреза впервые увидела Базиля и полюбила его. Но он ушел от нее даже тогда, когда у нее было прекрасное лицо. Не вернется же он теперь к уродине.

Вдоль берега текла равнодушная Сена, и требовалось совсем маленькое усилие, чтобы перешагнуть черту, отделяющую этот мир от того.

Ее остановило единственное — желание напоследок расквитаться с капитаном. Она даже придумала уже, как можно ловко и зло отдавить ему хвост. А равнодушная Сена всегда успеет принять ее в свои объятия.

У нее совсем заледенели ноги. Мост Менял, забитый вдоль проезда домами и лавочками, о чем-то смутно напомнил ей. Она остановилась перед лавкой ростовщика Раймона Ариньи и толкнула податливую дверь.

— Сударыня, — поднялся ей навстречу Раймон, — я чрезвычайно польщен вашим визитом. Чем могу быть вам полезен, Сандреза?

— Я продрогла и хочу есть, — устало сказала она, опускаясь на скамью.

Через минуту служанка Лотта гремела на кухне сковородами, а Раймон, опустившись на колено и сняв с Сандрезы башмаки, растирал ей ноги. Шерстяной плед укрывал ей плечи. Вино согрело тело изнутри. А проворные руки Раймона массировали и массировали застывшие ноги.

— Где же вы так? — приговаривал он. — С вами что-то произошло. Что? Откройтесь мне. С вами произошло что-то страшное. Я помогу вам.

— Нет, Раймон, мне уже никто не поможет, — покачала она головой.

— Глупость и еще раз глупость, — доказывал он. — Помочь человеку можно всегда. Если человек еще жив.

— Я умерла, Раймон. Меня нету.

Добрый Пуш бесшумно появился из своего угла и лизнул Сандрезе руку.

— Милый Пуш, — сказала она, потрепав пса по ушам. — Милый и ласковый. Собаки все-таки вернее людей, правда, Раймон? Что бы с человеком ни произошло, они никогда не отвернутся от него.

— Да что же с вами случилось?! — воскликнул Раймон.

— Я бы вам сказала, да боюсь напугать.

— Чем? Единственное, что постоянно пугает меня, — ваше отношение ко мне. Но я рад хотя бы тому, что в вас, как мне кажется, исчезла

брезгливость.

— Зажгите свечи, — попросила Сандреза, — я вам кое-что покажу.

И когда свечи разгорелись, она медленно сняла маску.

— Боже! — вскричал пораженный Раймон. — Я не могу благодарить тебя за подобное кощунство. Но ты словно приблизил ко мне Сандрезу. Мы стали похожи. И теперь я смею быть дерзким. Я люблю вас, Сандреза! Ваше лицо прекрасно! Я самый счастливый человек на свете.

Так в скромной лавке на Мосту Менял поселилось тихое счастье. А месть капитану Жерару де Жийю Сандреза осуществила весьма просто. С надежным человеком она переслала королеве Екатерине Медичи письма бравого капитана. В руках скромной фрейлины-чтицы Нинон вместо надоевших романов появились живые и довольно любопытные послания.

— Читайте, Нинон, читайте, — говорила перед сном старая королева и долго не засыпала.

Уже сладко сопел на своем половичке у кровати Сен Мор, уже заплетался язык у самой Нинон, а привычного храпа все не раздавалось.

— Ну и ну, — доносилось с кровати. — Ну и ну. Где он только слова-то такие насобирал.

Екатерина Медичи разбиралась в изяществе стиля. Некоторые письма она просила перечитывать по нескольку раз. Особенно понравилось ей то письмо, где говорилось, что все истинное красиво и все красивое истинно.

— «С тех пор, дорогая, как я впервые увидел вас, — читала Нинон, — мир наполнился для меня новым содержанием и расцвел новыми цветами... Все истинное красиво и все красивое истинно... Великая любовь требует великого подвига. Если мне предоставится возможность совершить его, я его совершу. Ради вас. Ради любви. Ради истины».

— Значит, все истинное красиво и все красивое истинно? — сказала старая королева, в пятый или шестой раз выслушав письмо. — Значит, великая любовь требует великого подвига? Ладно, пусть наш писака совершит свой великий подвиг. Передайте, Нинон, чтобы капитана Жерара де Жийю навечно упрятали в Бастилию.

Распоряжения королей, как известно, исполняются безоговорочно. Однако на этот раз произошла небольшая заминка. Златокудрый херувим, который постоянно присутствовал при королеве, относился к капитану Жерару де Жийю с тайным уважением. Да и какой мальчишка мог устоять перед сказочной храбростью капитана? Узнав о нависшей над капитаном опасности, Сен Мор поспешил сообщить ему о грозящей беде. Херувиму вовсе не хотелось, чтобы отважного воина заточили в темницу.

Предупрежденный капитан бросился к своей повелительнице. Охрана пыталась не пропустить его, но он расшвырял ее

— Ваше величество! — в отчаянье кричал капитан. — Те письма сочинил не я. Это мой брат Жоффруа Валле! Клянусь всеми святыми, всеми благами рая! Я ненавижу Сандрезу! Она снова прибегала ко мне. Но я прогнал ее. Я вышвырнул ее. Поверьте мне, ваше величество. Я ее ненавижу! Это она! Она специально подстроила эти письма. Я знаю!

— Какие письма? Какой Жоффруа Валле? — удивилась Екатерина Медичи. — Что с вами, капитан?