Еретик Жоффруа Валле
Шрифт:
Холодная медь прикоснулась к лицу, и Сандреза в ужасе отшатнулась.
— Не надо раньше времени пугаться, — сказал Ледром. — Мы с вами должны найти маску подходящего размера, чтобы она плотно прилегала к коже. Вот эта будет лучше. Нет, вот эта. Мы прижмем ее к вашему прекрасному лицу всего на несколько секунд. Иначе можно передержать. А передержишь — недалеко и до того, чтобы убить. Глаза мы сохраним с помощью мокрых тряпок. Глаза должны остаться. Иначе и не увидишь себя в зеркале. Волосы мы не тронем тоже. Они оттенят прелесть обновленного
— Нет ли у вас вопросов к палачу? — спросил судья Таншон.
И, не дождавшись ответа, в последний раз попытался пробиться к трезвому рассудку подследственной.
— Ответьте, где скрывается Базиль Пьер Ксавье Флоко? Под каким именем он живет.
— Он — в раю, — обессиленно проговорила Сандреза. — Я люблю его больше, чем себя, больше, чем свою красоту.
Ее положили на деревянный топчан и привязали. Голову зажали в колодки. Глазницы накрыли мокрыми тампонами. В очаге, раздуваемом мехами, загудел огонь. Запахло медной окалиной. Поднятая в железных клещах огненная маска приблизилась к лицу Сандрезы.
— Где сейчас Базиль Пьер Ксавье Флоко? — раздался голос судьи Таншона. — Под каким именем он скрывается? Спрашиваю у вас последний раз. Отвечайте. У вас осталась последняя возможность.
— Я люблю его, — едва заметно шевельнулись ее губы.
— Что? — спросил Таншон.
— Люблю, — повторила она громче.
— Мы сделали все возможное, чтобы обойтись без крайностей, — сказал судья Таншон. — Считайте, что вы сами приговорили себя.
— Я люблю его, — отозвалась Сандреза.
И тут же задохнулась.
Лишь на другой день Сандреза медленно пришла в себя. И чем отчетливее пробуждалось у нее сознание, тем явственней становилась боль. Покрытое волдырями с уже подсыхающей коркой лицо пылало неугасимой болью. Но страшней боли была мысль о том, что больше у Сандрезы нет ее прежнего прекрасного лица. Нет и никогда не будет. А отныне есть другое лицо — уродливое и отталкивающее, один взгляд на которое станет вызывать у людей омерзение.
Прошло больше года с той страшной ночи. Жизнь в Париже вновь вошла в свои берега. Время стерло кровавые следы, оставив их лишь в сердцах тех, кто лишился своих родных и близких. Да еще в сердцах таких чудаков, как Жоффруа Валле.
Кровавая ночь под праздник святого Варфоломея оглушила Жоффруа Валле и вместе с тем неожиданно прибавила ему сил в работе над книгой. Замкнувшись, уйдя от мира, он писал и писал. Страшная ночь словно развязала ему руки. Анжелику он больше не видел. Зашел к ней вечером на следующий день, убедился, что беда пронеслась мимо нее, и засел за рукопись. Чем ближе виделся ему конец работы, тем больше он опасался за Анжелику.
В тот погожий осенний день, когда Жоффруа Валле поставил последнюю точку в своей многострадальной рукописи, из ворот уголовной тюрьмы вышла ослабевшая и разбитая Сандреза. Лицо ее закрывала черная маска. Но голову Сандреза старалась держать даже выше, чем прежде.
Куда идти? Как жить дальше? Перебрав возможные варианты, она остановилась на капитане Жераре де Жийю. Устроить «случайную» встречу с ним труда для Сандрезы не представило.
— О, мой славный рыцарь! — радостно воскликнула Сандреза, увидев капитана.
— Вы? — удивился он. — Давненько вас не было видно.
— Я путешествовала, — ответила она. — Далекие страны принимали меня столь гостеприимно, что не хотелось возвращаться обратно во Францию.
— Но вы все-таки вернулись.
— На то были веские причины, — кокетливо отозвалась она.
— Мужчина? — догадался он. — Кто?
— Чуточку воображения, капитан.
— Не смею поверить! — воскликнул он.
— А вы посмейте. В той далекой стране я много думала о вас.
— Вы вселяете в меня райскую надежду, Сандреза.
— Только там, в далекой стране, я поняла, как жестоко вела себя по отношению к вам.
— Вы прекрасны, как майская роза! — восхитился он. — Я знал, что это мгновение все равно когда-нибудь наступит.
— О! — сказала Сандреза. — Как бурно играют в вас огонь и страсть, мой мужественный рыцарь.
— Вы сами не понимаете, что делаете со мной! — возликовал капитан. — Моя жизнь у ваших ног.
— А цело ли то уютное гнездышко, капитан, где мы впервые оказались с вами наедине?
— Оно с нетерпением ожидает вас.
— У меня сейчас несколько стесненные обстоятельства, капитан, — призналась Сандреза. — Не позволили бы вы мне временно поселиться там?
— О чем вы говорите, любовь моя! — задохнулся от восторга Жерар де Жийю. — Разрешите мне хоть сейчас сопроводить вас туда. Я всю жизнь ждал этого мгновения! Вы больше не обманете меня? Сегодняшний день — самый счастливый в моей жизни.
Как целомудренно он вел ее по лестнице на второй этаж! Свою мечту! Свою королеву! Как, задыхаясь, прильнул долгим поцелуем к божественной шее.
— Моя... Моя... — шептал он.
— Вы будете любить меня всегда? — спросила Сандреза.
— Вечно!
— Что бы ни случилось?
— Клянусь гвоздями Христа! Пусть низвергнется небо и треснет земля! Пусть исчезнут звезды и погаснет солнце!
— Сядьте, — показала Сандреза на стул. — Я хочу устроить вам небольшое испытание.
— Все, что угодно! — восторженно согласился он. — Прикажите, и я разорву собственную грудь, чтобы вынуть для вас мое пылающее сердце.
— А как вы отнесетесь к такому? — спросила она, снимая маску.