Еретик
Шрифт:
Лишних трупов никто не хотел, — аравитяне того не стоили.
— А когда Амр по-настоящему ввяжется, ударим из засады.
Однако едва Теодор перестроил ряды, из-за холма позади войска аравитян показались так хорошо знакомые византийские доспехи.
— Кто? — опешил он и тут же разъярился. — Куда они прутся?!
Незваная «подмога», кто бы ее ни послал, явно пыталась ударить аравитянам в тыл, а значит, напрочь сломать ему весь многослойный замысел.
— Псы! — заорал Теодор — Кто вас просит!
Яростно рыча, он тут же послал гонца с заданием обойти аравитян с фланга, перехватить
— Смотри, Теодор… это не местный гарнизон! — вдруг выдохнул стоящий рядом адъютант. — Сколько их — тысяч шесть-восемь? Откуда столько?!
Теодор впился глазами в горизонт. Здесь поблизости были несколько ветеранских поселений, но столько они выставить не могли. А главное, от передних отрядов уже отделились несколько командиров, и они двигались прямо к армии Амра.
— Зачем?! Ну, зачем?!
Безвестная «подмога» определенно пыталась вступить в переговоры с агрессором, а значит, почти навязанный аравитянам бой висел на волоске.
«Надо выезжать, — понял Теодор, — иначе провалится все!»
Он махнул адъютантам, взлетел в седло, в считанные минуты выскочил далеко за передние ряды своей маленькой армии и тут же увидел, как навстречу ему, в таком же плаще, на той же скорости и в сопровождении почти такого же числа адъютантов, движется кто-то близкий по рангу.
Теодор чуть потянул за узды и, едва сдерживаясь, неспешно, строго соблюдая регламент, преодолел последние две сотни локтей и опешил. Это был наместник Элефантины!
— Мир тебе, Моисей, — с изумлением пожелал Теодор. — Что ты здесь делаешь?
— Мир и тебе, Теодор, — отозвался немолодой наместник и подал знак сопровождающему его адъютанту, — вот… почту тебе привез.
Теодор окинул взглядом «почтовое сопровождение» и нервно рассмеялся. Здесь уже было тысяч десять-двенадцать. Он принял у адъютанта Моисея пергаментный свиток, глянул на печать со знаками мусульманского халифа, глотнул и немедля ее взломал. Развернул, пробежал глазами несколько верхних строчек и обмер. Умар с прискорбием сообщал ему, что принцесса Мария и сын ее Ибрагим скоропостижно скончались от воспаления кишок.
В глазах у Теодора потемнело. Несколько мгновений он переводил дыхание и, наконец, поднял голову. Теперь выходило так, что Амр — с самого момента смерти Марии и сына ее Ибрагима, а это уже дней десять — никому здесь не родственник! А значит, он давно уже — нарушитель границ империи!
— Насколько это достоверно? — выдохнул он и понял, что вопрос глупый; с такими вестями ни византийцы, ни курейшиты не шутили.
«Но, значит, и флот, отправленный «до срока», ушел на войну законно! А я угадал! Да еще как!!!»
— Потрясающе! — глотнул он, — спасибо, Моисей. Отличная весть.
Теперь он мог не считаться ни с чем, а просто подтянуть ожидающие в засаде за холмом войска и размазать аравитян по земле — в любой точке Египта.
— Но ведь ты не за этим сюда пришел… — вдруг осенило Теодора.
Фигуры такого ранга почтальонами не работали.
— И войско… — обвел он взглядом полыхающие оранжевым светом оружейные блики. — Ты ведь… весь гарнизон сюда привел. Зачем?
— Потому
Симон быстро шел вдоль длинной глинобитной стены и нет-нет, да и поглядывал в сторону Нила. Осириса — там, в краях, где живут Боги, — уже расчленили, и Великий Поток был кроваво-красным от божественной крови. Более того, сегодня был праздник Нила — день, от которого зависела сама жизнь египтян. Но главным событием дня определенно не являлся праздник, более того, здесь даже о новой войне почти не говорили. Главным событием оставалась повисшая над землей комета. На каждой площади кликушествовали юродивые, а храмы битком были забиты перепуганными горожанами. Почти то же самое творилось и тогда, когда он утратил Елену.
46
В разных источниках пришедшие на помощь мусульманам добровольцы называются по-разному: двенадцатью тысячами евреев, двенадцатью коленами Израиля (что, возможно, одно и то же, — во многих языках слова «род» и «тысяча» идентичны), а иногда — просто варварами.
— Где дом Никифора-ткача, сына Марии и Нестора? — подошел Симон к восточным воротам квартала.
— Прямо, — указал рукой охранник, — а на шестой улице повернешь направо. Там подскажут.
Симон поблагодарил, положил на стол мелкую серебряную монету и быстро двинулся по главной улице. То, что ткачи выставили охрану, было тревожным признаком. Люди уже боялись, а отсюда до массовой резни было — рукой подать. Симон слишком хорошо помнил, как это происходило тогда, двадцать восемь лет назад. Пожалуй, лишь появление такой фигуры, как Елена, могло изменить то, что уже казалось неизбежным.
— Кто такой? Куда идешь? — почти на каждом перекрестке останавливали его, и Симон машинально отвечал и двигался дальше. Он уже чуял, что именно здесь ее не найдет, — записка была, скорее всего, лишь знаком, хотя знак этот был поразительно явным.
«Да, и комета…» — машинально подумал он и тут же отбросил эту мысль. Совпадение оно и есть совпадение.
Он повернул на шестой улице, как сказали, направо и остановился. Вокруг кипела работа. Дети от четырех до двенадцати сортировали шелковичные коконы, парни отпаривали их в огромных чанах, а девицы мотали тончайшую нить на ткацкие катушки. А там, внутри дворов, за толстыми стенами слышалось деревянное щелканье самих станков — работа настоящих мастеров.
— Никифор-ткач здесь живет? — поинтересовался Симон.
— Подожди, — кивнул только что болтавший коконы в чане парень и стремительно скрылся за резной дверью.
Симон улыбнулся. Он знал, что когда обещанное солдату освобождение рабыни состоится, цепочка следствий стронется со своего места, и лично он снова станет для небес никем.
— Я из Кархедона, — представился Симон вышедшему старику и приготовился рассказывать самое неприятное — о казни, — Никифор-солдат — ваш сын?