Еретик
Шрифт:
Он остановился на постоялом дворе дочки Баруке и тут же отправился к своему арендатору. Именно в эти дни его посетила светлая мысль: выкорчевать виноградники на участке близ Вильявендимио и посадить вместо них пиниевую рощу. Конечно, на правом берегу Дуэро никто никогда не решался сажать сосны, но тамошние земли, тощие песчаники, сами просили об этом. К тому же Мартин Мартин прекрасно разбирался именно в этой породе деревьев. Когда-то он вместе со своим дядей выращивал пинии в окрестностях Ольмедо и знал, что нужно сосне, и даже колебания цен на рынке на сосновые орешки.
– Преимущество пинии перед зерновыми, – говорил он, – в том, что сосна метит свой урожай на два года вперед.
– Сосна метит свой урожай? – переспросил Сиприано.
– Вы не ослышались, сеньор, сегодня вы собрали урожай шишек с
Сиприано Сальседо был доволен своим начинанием, и Мартину Мартину оставалось нанять четверку батраков, чтобы выкорчевать виноградники на десяти фанегах [97] земли близ Вильявендимио. В глазах Касальи Сальседо пыжился выглядеть бывалым землевладельцем. О, он много думал об этом! После того, как он присоединил этот участок к своим земельным владениям, он не мог дольше оставлять его бесплодным. Он посадит пинии, которые дают орехи и заранее оповещают о двух будущих урожаях. Иными словами, это единственная культура, от которой не надо ждать подвохов. Педро Касалья в свою очередь пригласил его поохотиться завтра поутру на куропаток в предгорьях Ла-Гальяриты. Сиприано Сальседо разразился смехом:
97
Фанега– мера площади, равная 64,5 а.
– Да вы, ваше преподобие, еще удивительнее, чем пинии, – сказал он.
Первые лучи солнца застали их на солончаках Сенагаля, на расстоянии лиги от Касасолы. На левом плече Касальи висело короткое ружье, а в правой руке он нес накрытую куском ткани клетку с подсадной куропаткой. Едва показалось солнце, как они достигли засады, устроенной среди кустов с проделанной в ветвях амбразурой. Касалья соорудил подставку из четырех камней, поставил на нее клетку, снял покрывало и ушел в засаду, где устроился на скамеечке возле Сальседо. День разгорался, и, пока самец издавал первую утреннюю песнь, Педро Касалья похвалялся перед Сальседо своим ружьем, купленным у бискайского оружейника Хуана Ибаньеса. Его длина была чуть больше вары. Касалья, мастер на все руки, сам укоротил приклад из орехового дерева. Ружье заряжалось через дуло: сначала пыжом из овечьей шерсти набивался порох, затем насыпалась дробь. Касалья показал свинцовые дробины, присланные друзьями из Германии. В этой демонстрации устройства огнестрельного оружия сквозил поистине мальчишеский энтузиазм. Курок имел форму буквы «S», в верхней его части, игравшей роль бойка, помещали запал, в то время как нижняя служила спусковым крючком. Когда на нее нажимали, боек оказывался над отверстием в дуле и, соприкоснувшись с порохом, вызывал взрыв. При этом охотник должен был следить за всем происходящим через прицел в течение четырех-пяти секунд, пока боек не возвратится на место.
День разгорался, подсадная птица наполняла поля своим страстным призывным пением. Со стороны гор раздался далекий отклик.
– Слышите, вот он, ответ.
– Он явится, чтобы освободить пленницу?
Касалья улыбнулся со снисходительным видом знатока.
– Не в этом дело, – сказал он. – У птиц брачный период, и самец спешит на зов самца же, чтобы сразиться за самочку. Он идет на бой. Иногда он является один, а иногда приводит подругу, чтобы она стала свидетельницей его подвига.
Голос из полей звучал все более настойчиво, а петушок в клетке вытягивал шею, заполняя необъятное плоскогорье своим криком. Касалья осторожно просунул дуло ружья в отверстие между ветвей и предупредил Сальседо:
– Ни звука!
Самец изменил тон и перешел от первоначального резкого крика к негромкому доверительному клекоту.
– Внимание, он готов, – сказал Касалья. Сальседо приподнялся со своего места, чтобы получше разглядеть куропатку в клетке. Она кружилась на месте, клюя прутья клетки и без умолку токуя, в то время как другая птица, внизу, подхватывала ее зов тоном пониже. Касалья, пристраивая у плеча приклад ружья, вдруг прошептал:
– Он уже здесь, этот безумец. Видите, ваша милость?
Сальседо
– А позади – самочка.
Сальседо просунул голову в смотровое отверстие: впрямь, куропатка размером меньше следовала за первой. Касалья прижал щеку к стволу и прицелился в большую. До нее было вар двадцать. Она угрожающе топорщила крылья. Касалья нажал на нижнюю часть курка, нервно следя сквозь прорезь прицела за движениями самца, пока его не оглушил взрыв пороха. Когда дым рассеялся, Сальседо увидел куропатку, бессильно бьющую крыльями по земле, в то время как три голубеньких перышка реяли в воздухе, а куропатка-самочка неторопливо удалялась с места трагедии. Касалья оперся прикладом о землю. Он улыбался:
– Все действует отлично, не правда ли?
Сальседо недовольно поджал губы. Ему не нравилась засада, коварное подкарауливание, вторжение друга в интимную жизнь птиц. Но невозмутимый Касалья вновь забивал пыжом в дуло порох.
– Вам не понравилось? – спросил он. – Это – чистый способ охоты, почти научный.
Сальседо отрицательно покачал головой:
– Подобные игры с любовью мне кажутся бесчестными. Зачем ваше преподобие выстрелили?
Касалья пожал плечами. Сквозь амбразуру виднелась подсадная куропатка, которая распускала перья, гордая своей «победой».
– У меня нет другого выхода, – ответил Касалья. – Если я не выстрелю, это плохо подействует на петушка в клетке, и он перестанет петь. Для того, чтобы пленник продолжал призывать соперника из полей, нужна смерть.
Он вновь замолчал. Сквозь смотровое отверстие открывалась равнина, наполненная светом. Справа груда камней отбрасывала темную четкую тень. Трава была густой и свежей, и Сальседо сказал самому себе, что в Педросе больше не будет хорошей отары. Надо бы поговорить с Мартином Мартином. Здесь, как и в Ла-Манге, на заброшенных участках слишком много камней. Касалья развернул маленький пакет и протянул Сальседо один из пирожков, испеченных его сестрой Беатрис. Самец в клетке, казалось, отдохнул и забыл о своем противнике. Он вновь пыжился и бросал полям вызов. Спустя полчаса повторилась прежняя сцена, но теперь к клетке явился один самец, самец-вдовец или холостяк, самец без своей пары. Касалья, нервничая из-за медленного действия ружья, выстрелил в тот момент, когда птица устремилась наверх, к клетке, и промахнулся. Вопреки ожиданиям Сальседо Педро Касалья не разозлился. Он лишь спокойно заметил, что ружье с запалом – очень ненадежное оружие, но что его друг, бискаец Хуан Ибаньес пока еще не изготовил другого, более совершенного ружья.
До них доносилось стрекотанье сорок, «пио-пио» хохлатых жаворонков и резкий крик ворон. Внутри укрытия становилось жарко. Подсадной петушок кружился на месте и время от времени издавал слабое кудахтанье, в котором уже не было прежнего напора. Он сам удивился, когда поле ему ответило. Обе птицы без особого подъема начали беспрерывно перекликаться друг с другом. И хотя голос из поля звучал вяло, можно было подумать, что к клетке приближается разгоряченный самец, так как он появился возле нее значительно быстрее, чем двое его предшественников. Он вышел на арену в сопровождении кокетничающей самочки и в ответ на доверительное воркование самца-пленника, растопырив крылья, бросился разъяренный на клетку. Педро Касалья его уложил метким выстрелом, в двух варах от клетки, и подсадная куропатка вновь возвестила криком о своей победе, до предела вытянув шею. Касалья, улыбаясь, встал со скамеечки. Наступил полдень, и надо было возвращаться. Он подвесил двух куропаток на ягдташ и завесил клетку с возбужденным самцом куском материи. Сальседо, выходя из засады, взял ружье. Он смотрел на оружие с любопытством и недоверием, но Касалья – он был без сутаны, в гетрах на пуговицах, – продолжал настаивать:
– Это ружье еще не доработано. Когда-нибудь дружище Хуан Ибаньес сделает что-нибудь получше.
Солнечные лучи отвесно падали на дорогу, и Сальседо почувствовал, как у него на лбу под шляпой выступают капельки пота. Завидя солончаковые озерца Сенагаля, Касалья приблизился к первому, сел на берегу, разулся и опустил ноги в воду. Когда Сальседо последовал его примеру, из зарослей осоки взлетела пара королевских уток.
– В этих недостатка нет, – сказал Касалья. – Они тут всегда резвятся.