Еретики Дюны
Шрифт:
— Все, что ты делаешь — очень опасно, — сказал Тег. — А Мне приказали защитить тебя и укрепить. Я не могу позволить этому продолжаться.
Тег и Данкан стояли в длинном, отделанном деревянными панелями холле на входе в гимнастический зал не-глоуба. Была вторая половина дня по их условному времени, с которым они сжились. Луцилла только что удалилась в гневе после яростной перепалки.
Последнее время почти каждая встреча Данкана и Луциллы была похожа на битву. В этот раз она стояла в дверях гимнастического зала, — плотная фигура, плавные формы
— Долго ли, по-твоему, я буду ждать, чтобы выполнить то, что приказано мне?
— До тех пор, пока ты или кто-нибудь еще не скажет мне, что я…
— Таразе требуется от тебя такое, чего никто из нас, находящихся здесь, не знает! — крикнула Луцилла.
Тег постарался унять накапливающуюся с обеих сторон злость:
— Пожалуйста. Разве не достаточно того, что Данкан продолжает совершенствовать свое мастерство бойца? Через несколько дней я начну нести бессменное дежурство снаружи. Мы сможем…
— Ты можешь перестать влезать в мои дела, чтоб тебя! — огрызнулась Луцилла. Она повернулась всем телом и зашагала прочь.
Сейчас, увидев жесткую решимость на лице Данкана, Тег почувствовал, как яростно сопротивляется его мозг — мозг ментата — вынужденному бездействию. Если бы только он мог все спокойно обдумать, все бы встало на свои места!
— Почему ты сдерживаешь дыхание, башар?
Голос Данкана будто пронзил Тега, ему потребовалось собрать силу воли, чтобы вернуться к нормальному дыханию. Он ощущал чувства Данкана и Луциллы в этом не-глоубе, как приливы и отливы, временно огражденные от других сил.
«ДРУГИЕ СИЛЫ».
Даже ментат может показаться идиотом в присутствии других сил, несущихся через мироздание. В мироздании могут существовать люди, чьи жизни соединены силами, которые он не способен вообразить. Перед такими силами он будет соломинкой, плывущей в пене диких потоков.
Кто способен кинуться в такое смятение и невредимым выбраться из его волн?
— Что может сделать Луцилла, если я продолжу ей сопротивляться? — спросил Данкан.
— Пробовала ли она на тебе Голос? — спросил Тег. Его собственный голос показался ему чужим.
— Однажды.
«Ты устоял?» — отдаленно удивился где-то внутри себя Тег.
— Я научился этому от самого Пола Муад Диба.
— Она способна парализовать тебя и…
— Я так понимаю, ей не разрешили насилие.
— Что такое насилие, Данкан?
— Я иду в душ, башар. Ты идешь?
— Через несколько минут, — Тег глубоко вдохнул, ощутив как близок он к истощению. Этот день в гимнастическом зале и все последующее выжало его, как тряпку. Он смотрел, как уходит Данкан. Где же Луцилла? Что она планирует? Как долго сможет ждать? Вот главный вопрос, еще более усиленный их отрезанностью от времени.
И опять он почувствовал эти приливы и отливы, влиявшие на три их жизни.
«Я должен поговорить с Луциллой! Куда она пошла? В библиотеку? Нет! Но прежде я должен еще кое-что сделать».
Луцилла была в комнате, которую она выбрала под свои личные покои: небольшое помещение с резной кроватью, занимавшей нишу в одной из стен, пастельно-голубые тона с более темными оттенками синего. Непристойные, с грубыми намеками узоры вокруг нее говорили о том, что это была комната любимой гетеры Харконненов. Она легла на кровать и закрыла глаза, чтобы не видеть сексуально непристойные фигуры на потолке алькова.
«С Тегом необходимо будет разобраться».
Это надо сделать так, чтобы не оскорбить Таразу и не ослабить гхолу. Тег — трудная проблема, особенно его способность мыслить категориями, почти такими же, какими пользуются Бене Джессерит.
«Преподобная Мать, родившая его, разумеется!»
Что-то передалось от такой матери такому ребенку. Это началось в утробе и, возможно, не кончилось даже тогда, когда они окончательно разделились. Он никогда не подвергался этой всепожирающей трансмутации, производящей богомерзости… Нет, не то. Но он обладал тонкими и настоящими силами. Рожденные от Преподобных Матерей заучивают вещи, невозможные для других.
Тег хорошо знал, как Луцилла смотрит на любовь во всех ее проявлениях. Она заметила это однажды на его лице в апартаментах Оплота.
«Расчетливая ведьма!»
Он с меньшим успехом мог бы произнести это вслух.
Она припомнила, как наградила его благосклонной, с выражением превосходства усмешкой. Это была ошибка, унижавшая их обоих. Она ощутила в таких мыслях зачаток симпатии к Тегу. Где-то внутри ее брони были трещинки, несмотря на всю тщательную подготовку Бене Джессерит. Учителя не раз предостерегали ее от этого.
— Для того чтобы внушить настоящую любовь, ты тоже должна ее чувствовать, но только временно. И одного раза вполне достаточно!
Отношение Тега к гхоле Данкана Айдахо было слишком красноречиво. Тега и притягивал, и отталкивал его юный воспитанник. «Как и меня».
Скорей всего, было ошибкой не соблазнить Тега.
Во время сексуального обучения Луциллы, учителя делали упор на исторические сопоставления, анализируя Иные Памяти Преподобных Матерей, позволявшие черпать из полового сношения новые силы, не теряясь и не расслабляясь в нем.
Луцилла сконцентрировала свои мысли на мужском в Теге, ощутив при этом отклик ее женского «я», ее плоть захотела, чтобы Тег был рядом с ней, доведенный до сексуального пика — готовый для момента тайны.
Легкая шаловливость пробудилась в сознании Луциллы. Не оргазм. Не научные ярлыки! Это был чистейшей воды жаргон Бене Джессерит — «момент тайны» — высшая специализация Геноносительницы. Погружение в длинную непрерывность Бене Джессерит требовало такой концепции. Луцилла была выучена глубоко верить в одновременность действия научных знаний, под руководством Разрешающих Скрещивание и «момента тайны», превосходящего любое знание. История и наука Бене Джессерит сообщали о неизменном присутствии института продления рода в психике. Лишение биологического рода этого инстинкта грозит его гибелью.