Эрик, а также Ночная Стража, Ведьмы и Коэн-варвар
Шрифт:
— Почему ты постоянно твердишь «какеготам“? — поинтересовался Ринсвинд.
— Ограниченный какеготам. Ну, этот. Такая штука. Ты знаешь. В ней есть слова, — объяснил попугай.
— Словарь? — догадался Ринсвинд.
Пассажиры остальных колесниц также сошли на землю и распростерлись перед Эриком, который лыбился как идиот. Попугай тщательно обдумал предположение.
— Да, наверное, — наконец согласился он. — Кстати, должен пожать тебе крыло. Сначала ты показался мне полным какеготам, но, вижу, ты отлично справляешься со своими какихтам.
— Эй,
—Да?
— Что они там бормочут? Ты умеешь говорить на их языке?
— Э–э, нет, — сказал Ринсвинд. — Однако я могу его читать, — добавил он в спину отвернувшемуся Эрику. — Может, ты дашь им какой–нибудь знак, чтобы они представили свои требования в письменном виде?..
Было уже около полудня, В джунглях позади Ринсвинда ухали и щебетали какие–то существа. Вокруг его головы жужжали комары размером с колибри.
— Разумеется, — в десятый раз повторил он, — до изобретения бумаги у них дело так и не дошло.
Каменщик отступил назад, отдал последний обсидиановый резец своему помощнику и выжидающе взглянул на Ринсвинда.
Волшебник тоже сделал шаг назад и критически осмотрел каменную плиту.
— Очень хорошо, — одобрил он. — В смысле, отличное сходство. Лучше всего получилась прическа. Конечно, в обычных условиях он не такой, э–э, квадратный, но да, очень похоже. А тут у нас колесница, а здесь ступенчатые пирамиды. Да. Что ж, по–моему, они хотят, чтобы ты отправился с ними в город, — сообщил он Эрику.
— Передай им, что я согласен, — твердо ответил Эрик.
Ринсвинд повернулся к главе делегации.
— Да, — сказал волшебник.
— Сгорбленная–фигурка–в–тройном–голов–ном–уборе–из–перьев–над–тремя–точками?
Ринсвинд вздохнул. Каменщик, не говоря ни слова, вложил в его вялые пальцы очередной каменный резец и установил в нужное положение новую гранитную плиту.
Одной из проблем жизни в Тецуманской империи — не считая такого бога, как Кусалькоатль, — было то, что, если бы вашей семье неожиданно понадобилось заказать на завтра лишнюю бутылку молока, вам пришлось бы начать писать записку молочнику еще в прошлом месяце. Тецуманцы — единственные люди на Плоском мире, которые совершают самоубийство, забивая себя до смерти собственными посмертными записками.
К тому времени, как колесница въехала а каменный город, окружающий самую высокую пирамиду, и покатилась между рядами восторженно вопящих тецуманцев, день начал клониться к вечеру.
— Вот это уже ближе к делу, — заметил Эрик, любезно отвечая на приветствия, — Они очень рады нас видеть.
— Угу, — мрачно отозвался Ринсвинд. — Интересно почему.
— Конечно же потому, что я — новый правитель.
— Хм–м.
Ринсвинд искоса взглянул на попугая. Уже довольно долго птица хранила неестественное молчание, а теперь вообще пугливо жалась к его уху, точно старая дева в стриптиз–клубе. Очевидно, у попугая возникли некоторые серьезные сомнения по поводу изысканных головных уборов из перьев.
— Гадские какихтам, — прохрипел он. — Помяни мое слово, пусть какой–нибудь как его там только попробует до меня дотронуться — мигом останется без пальца!
— Во всем этом есть что–то неправильное.,, — сказал Ринсвинд.
— Абсолютно согласен, — откликнулся попугай.
— Очень неправильное…
— Говорю тебе, хоть одно перышко упадет и…
Ринсвинд не привык к тому, чтобы люди радовались его появлению. Это было неестественно и добра не сулило. Причем местные жители не только выкрикивали приветствия, они еще бросали в воздух цветы и шляпы. Шляпы были вырублены из камня, но традиции — прежде всего.
Ринсвинду эти шляпы показались довольно странными. У них не было тульи. Просто диски с дыркой посередине.
По широким городским улицам колесницы проследовали к кучке зданий у подножия пирамиды, где ждала еще одна группа местных сановников.
Богатые одежды были щедро изукрашены всякими драгоценными побрякушками, которые в основе своей были совершенно одинаковы. Существует достаточно много способов использовать каменный диск с дыркой посередине, и тецуманцы испробовали их все, кроме одного.
Однако важнее было то, что перед сановниками стояла уйма сундуков и сундуки эти были доверху набиты драгоценностями. Глаза Эрика расширились.
— Дань! — воскликнул он.
Ринсвинд сдался. У него действительно получилось. Он не знал, с чего бы это, не знал почему, но наконец–то все шло Как Надо. Заходящее солнце сверкало в дюжине сундуков с сокровищами. Разумеется, все это предположительно принадлежало Эрику, но, может, и ему, Ринсвинду, кое–что перепадет…
— Естественно, — слабо отозвался он, — А чего ты ожидал?
А после был пир, и были долгие тосты, которых Ринсвинд не понимал, но которые перемежались приветственными криками, кивками и поклонами в сторону Эрика. А еще был концерт народной тецуманской музыки, которая звучала примерно так, как если бы кто–то решил наконец прочистить месяцами заложенную ноздрю.
Ринсвинд оставил Эрика гордо восседать на троне, а сам понуро побрел в сторону пирамиды.
— Между прочим, я очень неплохо проводил как его там, — обиженно буркнул попугай.
— Я все никак не могу успокоиться, — признался Ринсвинд. — Извини, но раньше со мной такого не случалось. Никогда. Эти драгоценности и так далее. Все идет словно по маслу. Это неправильно.
Он посмотрел на чудовищный фасад пирамиды, багровый и мерцающий в свете пламени факелов. На каждой из огромных глыб был вырезан барельеф, изображающий тецуманцев, которые проделывали со своими врагами всякие невероятно изобретательные вещи. Барельефы позволяли предположить, что тецуманцы, какими бы милыми и радушными они ни выглядели, совсем не склонны чествовать пришлых незнакомцев и осыпать их златом и каменьями. Вся эта огромная куча покрытых изображениями глыб представляла собой настоящий шедевр искусства, главное было не присматриваться к деталям.