Эрик
Шрифт:
Основным тезисом, которым играл Эрик в переписке с папой, являлся акт добровольного принятия истинной веры. А дальше шла традиционная казуистика и демагогия с целью поторговаться. Самым неприятным для Иннокентия было знание факта аналогичной переписки Эрика с патриархом Иоанном. Папу эта ситуация и угнетала, и злила, получалось, будто они участвуют в смотринах, а этот стервец выбирал, какую из девок себе взять на ночь — католичество или православие. Но оставлять его без внимания было нельзя — слишком уж опасной он был тёмной лошадкой.
За размышлениями над очередным ответом понтифику к Эрику прибыл курьер от Бонифация Монферрата. Этот человек, будучи в роли предводителя крестоносцев, предлагал князю выступить против своего
Проплывая 15 февраля мимо Константинополя, Эрик не стал туда заезжать и никак отмечаться. Его присутствие там было совершенно излишне. Там творился жуткий бардак. Ещё в январе он силами компании Деметры и своего секретариата госбезопасности смог провести ряд мероприятий, выведших криминальную обстановку в Константинополе на совершенно новый уровень. Он сколотил там две независимые банды, которые, конкурируя между собой, занимались грабежами общественных зданий и убийством разного рода чиновников. К середине февраля в городе происходило нечто потрясающее — Константинополь представлял собой развороченный улей, который невозможно было никак успокоить. К деятельности банд, работавших с подворья Деметры, присоединилась часть жителей города. На улицах время от времени возникали массовые драки, в том числе и с оружием. Администрация города была практически парализована ситуацией. Угроза вторжения крестоносцев потребовала сосредоточиться на лихорадочном сборе армии, которая формировалась в Фессалониках. Денег на наём хоть какой-то городской стражи уже не оставалось. Лишь императорский дворец более-менее держался за счёт небольшой личной гвардии.
18 февраля часть набранной армии выступила в сторону Константинополя. Там было всего полторы тысячи ополченцев, наспех вооружённых и практически без доспехов, но город нужно было спасать. Вечером 20 февраля, когда они вошли в Константинополь и завязли в уличных боях, Эрик высаживается в Фессалониках, которые ещё не подозревают об опасности, что таят в себе эти красно-белые котты. Войска князя тихо захватывают портовые ворота и проводят ряд мероприятий по штурму ключевых узлов, разведанных заранее.
Утром город даже не заметил случившегося, лишь прохожие удивлялись тому, что вместо городской стражи на воротах стояли воины князя Боспорского. К обеду Эрик собрал представителей знатных семейств, довёл до их сведения информацию о захвате города и предложил присутствующим благородным господам решить, что с ним делать дальше. Вариантов было два: первый заключался в уничтожении города, второй — его выкуп. Вариант уничтожения и разрушения, конечно, являлся блефом, так как в подобном не было необходимости, однако он очень помог лучшим людям города сделать правильный выбор, ведь уничтожение подразумевало полное истребление жителей, в том числе и их самих. Тихо, спокойно, в рабочем порядке пошёл сбор для выкупа с прогрессивной развёрткой — чем богаче, тем больше платишь. Брали тканями, драгоценными камнями, серебром, золотом. В качестве отдельной статьи — в городе изымались все списки книг и все движимые изделия античного периода, то есть все статуи, которые можно было демонтировать и увезти. В ночь с 20 на 21 февраля была захвачена казна, которая предназначалась для набора армии, на этом выкуп прекратился. Всех курьеров из Константинополя
23 марта стало известно, что Бонифаций высадился со своими людьми в пригороде Константинополя и имел против семи сотен полуголых ополченцев и сотни гвардейцев до восьмисот рыцарей и несколько тысяч вооружённых слуг. Но этого он не знал, так как имел дезинформацию о пятитысячном гарнизоне наёмников. А потому просил Эрика участвовать в штурме. От такого щедрого дара грех отказываться, поэтому 25 марта, завершив сбор дани в Фессалониках, князь отправился со своими ротами к древнему городу, дабы продолжить своё самое любимое из богоугодных дел — ограбление неверных. По предварительным подсчётам, не оценивая антиквариат и книги, в феврале-марте бюджет Боспора пополнился на пятнадцать тысяч боспорских денариев. Причём исключительно мирным и безболезненным путём. Правда, местная знать осталась чуть ли не в набедренных повязках, но ничего страшного — ещё наворуют. 27 марта Эрик прибыл в стан Бонифация и официально включился в осаду Константинополя.
Иннокентий нервно вышагивал по чисто выструганным доскам пола, а эхо от каждого шага гудело в воздухе довольно просторной комнаты. Он был одет в простую нейтральную одежду, и лишь дорогие перстни выдавали в нём очень влиятельного и богатого человека. Рядом, практически вытянувшись по стойке смирно, стоял епископ Гонорий. Между ними находился небольшой декоративный столик, на котором лежали два письма. Первое папа получил от Эрика и очень ему обрадовался, а второе было письмом, которое князь отправил патриарху. Люди епископа выкрали его из личных бумаг Иоанна. Письмо Иннокентию было написано классической латынью и стройным, красивым слогом, которым мало кто пишет, а Иоанну Каматиру было послано письмо, написанное столь же стройным греческим языком. Оба — рукой Эрика.
— Гонорий, мне говорили, что князь владеет только латинским и южным наречием германского языка. Как вы думаете, когда и где он мог освоить греческий?
— Я не знаю. Сам ломаю голову. Достоверно известно только то, что он был в комнате один во время написания писем и вышел с уже запечатанными пакетами.
— То есть вы исключаете возможность записи под диктовку?
— Да. Почти наверняка можно сказать, что оба письма написаны Эриком самостоятельно и осмысленно. Да и нельзя записать под диктовку вот так. — Он провёл рукой над письмами. — Я крайне удивлён стилю, так в наше время переписку не ведут.
— Да, я согласен. Совершенно непривычный стиль, особенно для того, кто осваивал эти языки после своего родного. Вы не знаете, владел ли капеллан замка Ленцбург греческим языком?
— Увы, побеседовать с ним мне не довелось, так как он погиб во время нападения разбойников вместе с дядей князя. По отзывам тех, кто его знал при жизни, можно довольно уверенно сказать, что он не только не знал греческого, но и с латынью имел серьёзные проблемы.
— Даже так?
— Мало этого, вы удивитесь, но те же люди свидетельствовали, будто князь, до известных событий, повлёкших гибель практически всех его прямых родственников, не уделял внимание учёбе. В качестве доказательства мне показали трёх бастардов, что подрастали в деревне.
— Но Эрику же было меньше четырнадцати.
— Князь включился в это нехитрое дело сразу, как у него появилась такая возможность, а именно за три месяца до своего четырнадцатого дня рождения. Собственно, он так увлёкся, что бросил все дела и терроризировал молодых девушек всей округи. Если бы он не был баронским сыном, побили бы его нещадно, а так, пользуясь фактической неприкосновенностью, он творил жуткий разврат.
— Всё это странно, так как совсем не вяжется ни с его последующим поведением, ни с тем, что ему приписывают много серьёзных улучшений в кузнечном и военном ремесле. Как вы оцениваете события под Эдессой?