Эрион. На краю мира

Чубарова Надежда Александрова

– Вон там поищи какую-нибудь посудину, – скомандовала Изгиль, обращаясь как будто к кому-то отдельно, но на самом деле к обеим внучкам.

Лана с Торой обе кинулись к полкам возле стола, на которых густо разместились разные плошки, миски, жестяные коробки, стеклянные бутыли. Девочки выбрали миску побольше, помогли вывалить в нее червей и залить водой. Изгиль быстро побулькала рукой в воде, шевеля и перемешивая добычу. Затем брала каждого по отдельности и протягивала его сквозь сжатые в кулак пальцы, чтоб выдавить из червя лишнюю грязь, и бросала их на доску. Лана тут же, не давая им опомниться, принялась рубить их на крупные куски. Это обычное

рутинное занятие любой хозяйки, Лана уже давно умела это делать, и у нее получалось довольно-таки ловко. Теперь нужно было разложить их на просушку. Заготавливать впрок можно было, только высушивая добычу, а Изгиль еще и мелко толкла ее, превращая в порошок.

– У тебя тут пахнет лепешками, – повела носом Тора.

– Ага, унюхала? – хохотнула Изгиль, как будто она нарочно прятала вкуснятину, словно сложную загадку, а правнучки ее разгадали, чем каждый раз приводили Изгиль в восторг. Хотя запах стоял такой, что трудно было его не заметить. Это Лана постеснялась об этом сказать, зная, что младшая сестра все равно не упустит возможности полакомиться бабушкиными лепешками, и сама о них спросит.

Изгиль достала плошку с небольшими, величиной с ладонь, лепешками, и поставила перед девочками. Такие нежные внутри и с хрустящей корочкой. А вкус! А аромат! Наверняка не только Лана с Торой, а и все соседи в округе унюхали, что Изгиль наготовила лепешек.

– Вот мы для тебя носим, носим червей, а ты все равно их нам готовишь, себе почти ничего не оставляешь, – возмутилась Тора, но все же взяла лепешку.

– Ну, так потому что столько носите. Мне одной-то разве много нужно? – улыбнулась Изгиль, наблюдая, как внучки уплетают ее угощение.

– Значит, можно собирать поменьше! – Тора многозначительно взглянула на сестру.

– И поменьше есть бабушкиных лепешек, – кивнула Лана.

Тора перестала жевать, посмотрела на остаток лепешки в руке, потом на сестру. Пожалуй, Лана была права. С бабушкиными лепешками ни одна еда в мире не сравнится. Даже у мамы такие не получались. И если они мало принесут добычи, то и лепешки будет делать не из чего. Тора не стала спорить, молча засунула кусок в рот и, утершись тыльной стороной ладони, потянулась еще за одной. Эту уже можно было смаковать, откусывая по маленьким кусочкам.

Изгиль взяла небольшой каменный пестик, приготовленную миску с уже высушенными личинками, мелкую пустую плошку, и уселась на кровать.

– Ба, расскажи! – попросила Лана.

– Что рассказать-то? – Изгиль зачерпнула шуршащих, легких личинок плошкой и пристроила ее на коленях.

– Что-нибудь про древность расскажи, – глаза Ланы загорелись в предвкушении.

– Опять про древность? – усмехнулась бабушка. – Вы же уже все сто раз слышали-переслышали!

– Все равно! Еще расскажи! Помнишь, ты про деревья рассказывала – расскажи еще!

– И про цели… цилеви… Ну, как ее? – пыталась вспомнить Тора.

– Цивилизацию! – подсказала Лана.

Бабушка вздохнула, собираясь с мыслями, и принялась медленно растирать пестиком в миске сушеных личинок. Они шуршали и похрустывали, а бабушка медленными монотонными движениями растирала их в порошок. Девочки уселись на полу возле нее и приготовились слушать.

– Да, было дело… Тогда люди строили свои жилища не вниз, в земную глубь, а вверх – к облакам. Мне об этом рассказывала моя бабушка, а ей, когда она была совсем маленькой, ее прабабушка, а ей – ее. Так вот эта самая прабабушка своими глазами видела последние деревья. Это было

давным-давно… А вот ее бабушка застала времена, когда деревьев было много, даже больше, чем людей. Но это все по рассказам моей бабушки.

– Не представляю, как такое может быть, – удивилась Тора, хотя слышала историю про деревья уже не в первый раз. – Это как же, идешь, а вокруг деревья стоят? Где же им тут стоять-то? Или хочешь сказать, что люди жили на деревьях?

– Не припомню, чтоб она про такое говорила, – озадачилась бабушка. – Вроде бы люди сами по себе, а деревья сами по себе. И никто друг другу не мешал.

– Расскажи, какие деревья! – торопила Лана.

– Ох, так рассказывала же… Высокие. Очень высокие.

– Выше той горы? – Лана показала на стену жилища, за которой где-то вдалеке была огромная куча древнего мусора, за долгие годы спрессованного под собственным весом, перепревшего, перегнившего и превратившегося в гору.

– Может и выше… Может и нет. Горы-то той тогда не было, не с чем сравнить.

– А говоришь, очень высокие, – усмехнулась Тора.

– Не нравится, как рассказываю, ну и не приставали бы, – рассердилась бабушка. – Вот придут за вами зарганы! Они всех непослушных детей к себе забирают.

– Ой, ба, даже Лила знает, что зарганы – это выдумка, – усмехнулась Тора. – Эти сказки выдумали, чтоб пугать ими детей.

– Вот придут за тобой, скажешь им, что они не существуют, – проворчала Изгиль.

– Цыц, Тора! Ба, рассказывай, – взмолилась Лана. – Мне так нравится, когда ты про древность рассказываешь.

Бабушка ссыпала порошок в кастрюлю, зачерпнула новую порцию сушеных личинок и снова принялась медленно их растирать.

– Ну, так и вот, повсюду были деревья. Сама-то я их не видела, поэтому и не знаю, какой высоты они были. Но моя бабушка говорила, что высокие. Они были ничейные, просто росли сами по себе, никто за ними не присматривал, где захотели – там и выросли. Как тот ручей, – он же ничейный, любой может воду из него брать, так и деревья.

– А что с деревьев-то брали? – удивилась Лана.

– Так что с них возьмешь-то? – растерялась ба. – Даже не знаю, можно ли было с них что-то брать. Любоваться разве что. У них были такие ветки, – она пристроила на коленях миску, чтоб та не свалилась, а сама раскинула в сторону руки и растопырила пальцы. – Много-много, не две. И на них листья, – Изгиль по очереди указала на каждый палец.

– Листья… – медленно повторила Лана, смакуя древнее слово. В таком значении его давно не использовали. Были металлические листы от каких-то старинных строений или приспособлений. А еще листы пластика, тоже старинные, этим вообще годы нипочем. Если железные ржавели и крошились со временем, то пластику ничего не делалось, ничто его не берет. Все эти листы находили повсюду, и делали из них жилища и мебель. Но какие листы были на деревьях? Пластиковые или железные? Или, может, вообще какие-то другие? Воображение Ланы рисовало странные картины.

– Зимой дерево сбрасывало листву и засыпало, а летом просыпалось и обрастало новыми листьями, – продолжала Изгиль.

– Так они что, живые были, что ли? – удивилась Тора.

– Ну, как тебе сказать… – Изгиль призадумалась. – Вроде бы и живые, а вроде нет. Дерево росло, засыпало, просыпалось, умирало даже. Но вот так, чтоб ходить или говорить – такого не было.

– Они что-нибудь ели? Чтоб расти, жить, нужно же питаться, – Лана смотрела на бабушку во все глаза, стараясь не пропустить ни слова.