Ермак. Том II
Шрифт:
– Что ты все врешь! – перебила его Юлдуз-хатун. – Ты и в молодости никуда не годился. Хороший наездник и в старости виден по осанке.
Кольцо покрутил ус и выложил еще лучший камень.
– Бери от меня, от моего сердца, – еле слышно сказал он.
Десять сияющих глаз любовались легкой походкой сильного казака, рядом с которым, задыхаясь, тяжело топтался тархан. Когда казак скрылся из глаз, Юлдуз опустилась на ковер и прижала к сердцу яхонты.
Тем временем Иванко воспользовался случаем и со всей учтивостью сказал Кутугаю:
– Я вижу, тебя не радуют мои товары, мудрый визир великого хана. Если ты пожелаешь прийти ко мне на струги, увидишь иные дары.
Алчность овладела мурзой, и он кивнул головой:
– Я готов идти за тобой, купец!
И они пошли к Тоболу. Кутугай взошел на струг, и его окружили казаки. Мостик сняли и подняли парус.
Кучумовского придворного усадили в камору и крепко закрыли дверь.
Мурза стучал и грозил, пока не охрип. Увидя мешок, набитый травой, он уселся на него и затих.
– Аллах, ты положил моей жизни предел, – спокойно рассудил он. – Я угодил в руки разбойников, и меня ждет мучительная смерть. Так написано в книге Судеб, да будет прославлено имя твое! – Мурзак презрительно смотрел на казака, который приносил ему в камору пищу. Когда же с ним пожелал поговорить Иван Кольцо, он высокомерно отвернулся.
Чтобы не проявить слабодушия, Кутугай совершил положенный намаз и тут же, растянувшись на мешке, заснул.
Но каково было его изумление утром, когда его разбудили и повели со струга. Он шел и узнавал город Цымгу. Кутугая ввели в лучший шатер, и навстречу ему поднялся величавый бородатый человек, в чекмене, опоясанный дорогим поясом и в желтых сафьяновых сапогах. Он усадил Кутугая рядом с собой и цветисто сказал:
– Я несказанно рад тебе и твоей мудрости. Славен сибирский хан! Во всей вселенной я знаю двух могучих властителей: русского царя и сибирского хана. Бью ему челом и очень кручинюсь, что не довелось побывать у него в Искере и воздать ему хвалу. Ныне на Русь собираюсь плыть и расскажу там о силе хана и мудрости его мурз. Я не богат, но прими от щедрот наших!
Казаки по приказу Ермака выложили перед Кутугаем ценные дары: добрые бобровые шубы, связки соболей и сукна.
– Бери и будь здрав! – поклонился атаман. – Плыли в одно место, а попали в другое. Чую, беспокойство учинили, на том пусть хан простит. А ему – мой дар! – Ермак вымахнул из ножен клинок и вручил мурзаку. Тот вспыхнул от дива: под лучами солнца, упавшими на узорчатую грань стали, на булате сверкнули тысячи крохотных молний.
Сердце Кутугая не выдержало: безразличие и надменность словно вихрем сдуло с его лица.
– Хан будет рад такому поминку. Я успокою его…
В то же время в душе мурзака кипела злость на тархана: «А этому я отомщу! – подумал он. – Жаден, чванлив и сердце его – сердце ворона, клюющего падаль».
Дары уложили в короб и поставили перед Кутугаем, а сами стали собираться в дорогу. На стругах подняли паруса, и они надулись под упругим ветром. На носу ладьи стоял Ермак и махал шапкой Кутугаю…
– Батька, – осторожно подступая к Ермаку, обратился Кольцо. – Поплывем в Тархан-Калла и возьмем его!
Атаман сел и, положив жилистые длинные руки на колени, пытливо и долго смотрел на Иванка.
– Да что ты глядишь так? – Не по себе стало Кольцу. – Город мал, берестяной весь, тыны ветхи, враз петуха пустим, как не было его!
– Так, так, – в раздумье поддакнул Ермак. – А потом тархану башку долой, возмутим его родичей, а сами дальше поплывем?
– А хошь бы и так! – тряхнув чубом, подхватил Кольцо.
– Не будет сего! – решительно отрезал Ермак. – Тархан поперек горла хану стал. Кутугай на него еще хану Кучуму наплетет. Выходит, не будет он за хана драться, а потешит свою душу, когда дознается, что мы Кучума колотим. Негоже нам, Иванко, бить каждого без разбору. Силушка наша не только в огненном бое и храбрости казачьей, а и в разумном познании замыслов человека. Надо все знать и все обернуть в свою пользу. Не только мечом, а и словом надо убрать одних врагов, а обхождением не делать себе других. Одним гызом [14] не возьмешь. Зашли мы в другое царство, и вижу, что государство это не единым духом и плотью спаяно. Лоскутное царство! Сам видишь, вогулич Хантазей не пойдет за Кучума, а остяки тож не шибко льнут к нему, да и татары не все воедино, каждый норовит сам для себя, как бы уйти в сторону от Кучума. Вот и подумай над тем, Иванушка, как все это на свою пользу повернуть?
14
Гызом – нахрапом, угрозой.
Во рту Иванки пересохло. О другом думал. Красавица Юлдуз-хатун зачаровала его своими очами. И кажется, нет краше женки на свете. И все казалось проще самого простого. Но вот Ермак по-иному повернул думки Кольца. Ничего не скажешь против этого. Иванко склонил голову.
– Так, батько, – согласился он, а на душе стало грустно – приходилось забыть черноокую Юлдуз.
2
В Искере хан Кучум встревожился недобрыми слухами. Прибежавшие с Туры рассказывали разно, но можно ли верить им? Кстати подоспел в становище Кутугай. Он въехал в Искер важно, в дорогом халате, на арабском коне. У ханского шатра он сошел с седла и пополз к ханскому трону. За ним слуги внесли короб, и Кутугай, уткнув бороду в прах у ног хана, возопил:
– Солнце наше, согревающее сердце своих рабов, великий хан, я прибыл издалека и вел речь с тем, о ком столько говорят. Прими дары и выслушай меня.
Кучум спокойно ответил:
– Я ждал тебя, мой слуга. Говори!
– Вот клинок, который прислал тебе торговый гость из Руси.
Хан взял булат и воспаленными глазами уставился в него. С минуту он сосредоточенно смотрел на клинок, потом взмахнул им. Приближенные восхищенно воскликнули:
– О чудо! Но не знак ли это войны?
Кутугай горделиво поднял голову:
– Нет! Щедрый и умный русский гость смиренно кладет к ногам хана свое оружие. Он просил доброй дороги и сейчас спешит на Русь.
Кучум прижал булат к сердцу.
– Этот дар напоминает мне юность! Кто смеет прийти сюда с оружием? – самоуверенно сказал хан и, протянув руку, положил ее на плечо Кутугая.
– Аллах не оставит твоего усердия!
Мурзы завидовали Кутугаю, но они не знали душевных треволнений хана. Кучум, хотя и виду не подал, но не верил в сообщение сборщика ясака.