Эрнестина

Сад Маркиз де

– Значит это ты, негодяй, ты похитил и честь мою, и моего возлюбленного?

– Все еще можно уладить, Эрнестина, – отвечает граф.

– Да, я знаю, – говорит Эрнестина, – несомненно все еще уладится. Ну что, могу я наконец уйти? Ты уже насытил свою злобу?

– Сенатор, – вскрикивает Шольц, – нельзя давать этой девчонке ускользнуть... Она погубит нас. Стоит ли нам сохранять ее ничтожную жизнь?.. Пусть лучше умрет. Ее смерть – залог нашей безопасности.

– Нет, – возражает граф. – Эрнестина понимает: подавать на нас жалобы бессмысленно. Она потеряла возлюбленного, однако в ее власти еще кое-что сделать для карьеры отца. И держи она язык за зубами – ей еще улыбнется счастье.

– Жалобы... Мне, сенатор, подавать

на вас жалобы!.. Сообщница ваша вообразила, что я пойду на это. О нет! Существуют оскорбления, на которые женщина никогда не пожалуется в суд... Сделав это, она только унизит себя. Вынужденные постыдные признания нанесут ее чести непоправимый урон, не сравнимый с жалкими крохами удовлетворения чувства мести. Отоприте дверь, сенатор, и отпустите меня. Я сохраню тайну.

– Вы свободны, Эрнестина... и еще раз повторяю – судьба ваша в ваших собственных руках.

– Знаю, – гордо отвечает Эрнестина, – ими я ее и устрою.

– Какая неосторожность! – не выдерживает Шольц. – О граф! Предполагая в вас подобную чувствительность, я ни за что не согласилась бы действовать с вами заодно.

– Эрнестина не выдаст нас, – возражает граф. – Она знает, что я еще люблю ее... знает, что залогом молчания может стать брак.

– Ах! Не волнуйтесь, вам нечего опасаться, – говорит Эрнестина, направляясь к поджидающей ее внизу карете. – Я страстно желаю восстановить свою честь и не стану опускаться до столь низменных средств... Те, которые употреблю я, вполне вам подойдут, граф. Они будут достойны нас обоих. Прощайте.

Эрнестина едет домой. По дороге выходит из кареты и оказывается посреди площади, где недавно погиб ее возлюбленный. Она протискивается сквозь толпу, собравшуюся поглазеть на страшный спектакль. Мужество и решимость Эрнестины придают ей силы. Наконец она возвращается домой. В тот же миг прибывает отец. Коварный Окстьерн позаботился о том, чтобы задержать полковника на все время, необходимое для совершения своего злодейства... Сандерс видит свою дочь... бледную, растрепанную... отчаявшуюся. В глазах ее, однако, ни слезинки. Осанка по-прежнему горделива. Она спокойна и тверда.

– Уединимся, отец, – говорит она, – нам нужно переговорить.

– Дочь моя, ты пугаешь меня... Что случилось? Ты куда-то выходишь в мое отсутствие... Все обсуждают казнь какого-то юноши из Норрчёпинга... Я почувствовал какое-то смущение... тревогу, объясни, что происходит... у меня стеснилась грудь.

– Выслушайте меня, отец, и сдержите ваши слезы. – Эрнестина бросается на шею полковнику. – Ни вы, ни я не рождены для счастья, отец. Мы из числа тех, кого природа создает лишь для того, чтобы все недолгое время, отпущенное им на земле, беспрестанно перебрасывать их от злоключения к злоключению. Не всем дано право на равную долю блаженства. Следует подчиниться воле небес. Вам в утешение оставлена дочь – поддержка ваша и опора на старости лет... Несчастный юноша из Норрчёпинга, о котором вы слышали, – Герман. Только что на моих глазах он погиб на эшафоте... да, отец, на моих глазах... они хотели, чтобы я лично была тому свидетелем... и я наблюдала... Он пал жертвой ревности Шольц и исступления Окстьерна... Это еще не все, отец. Потеря возлюбленного – не единственная моя потеря... произошла еще одна, куда более ужасная... дочь возвращается к вам обесчещенной... Это сделал Окстьерн... пока отдавалась на заклание одна из его жертв, негодяй осквернял другую.

Сандерс в негодовании вскакивает.

– Довольно, ни слова боле. Я исполню свой долг. Сыну славного соратника Карла XII не надо объяснять, как мстят предателям. Через час, дочь моя, я либо умру, либо восстановлю твою честь.

– Нет, не нужно, отец, – возражает Эрнестина, удерживая полковника. – Заклинаю вас всем, что вам дорого – не берите на себя бремя мести. Представьте, что за ужасная участь меня ожидает, если я потеряю вас. Одна, без поддержки... в руках этих безжалостных

чудовищ – они тотчас уничтожат меня... Живите же, отец, живите ради вашей дорогой дочери. Никто, кроме вас, не придет ей на помощь и не утешит ее в страданиях... Только ваши ладони осушат ее слезы... Послушайте, что я предлагаю. Речь идет о незначительной жертве, которая, возможно, окажется излишней. Только бы кузен Синдерсен согласился пойти навстречу. Опасения, что тетушка предпочтет меня в своем завещании – вот единственная причина нашего с ним охлаждения. Я постараюсь рассеять его тревоги. Подпишу бумагу о полном отказе от завещанного мне имущества, постараюсь вызвать его сочувствие к моему положению. Он молод и смел... Он, как и вы, военный. Пусть он разыщет Окстьерна и кровью этого нечестивца смоет нанесенное мне оскорбление. Честь наша непременно должна быть восстановлена – и если Синдерсену суждено погибнуть, я больше не стану удерживать вас, отец. Тогда настанет ваш черед отправляться к сенатору и мстить за честь дочери и за гибель племянника. Таким образом, у обманувшего меня негодяя появятся два противника вместо одного. Отчего нам не попытаться приумножить число его недругов?

– Доченька, Синдерсен слишком молод для такого опытного противника, как Окстьерн.

– Не стоит этого опасаться, отец. Подлецы всегда трусливы, не так уж сложно одержать над ним верх... Ах! Непонятно только, что мне считать победой в подобном случае!.. Настоятельно прошу вас, устройте все, как я хочу... Несчастье придает мне еще больше прав на сохранение вашей жизни, отец, не отказывайте же в милости, о которой я молю вас... заклинаю о ней у ног ваших.

– Раз тебе этого хочется, я согласен, – говорит полковник, поднимая свою дочь. – Уступаю, тебе удалось убедить меня, так нам удастся приумножить число врагов мерзавца, покрывшего нас позором.

Эрнестина обнимает отца и тотчас мчится к упомянутому родственнику. Немного погодя она возвращается.

– Синдерсен готов вступиться за меня, – сообщает она полковнику. – Он только просит вас ничего не говорить тетушке. Родственница наша будет безутешна, узнав, как из лучших побуждений дала мне совет без опаски отправляться в дом графа. Итак, Синдерсен придерживается мнения, что необходимо утаить происходящее от тетушки Плорман. Поэтому пока все не решится, он будет избегать встреч с вами и просит вас последовать его примеру.

– Хорошо, – говорит полковник, – пусть тотчас же отправляется вершить месть... Вскоре и я последую за ним...

Решение найдено, все тихо... Эрнестина, похоже, безмятежно спит. На следующий день рано утром граф Окстьерн получает письмо следующего содержания, написанное незнакомой рукой:

«За жестоким преступлением неизбежно последует наказание, за отвратительной несправедливостью – отмщение. Оскорбление честной девушки будет стоить жизни соблазнителю ее или ее заступнику. Сегодня в десять часов вечера офицер со шпагой в руке, одетый в красное, будет прогуливаться неподалеку от порта: он надеется на встречу с вами. Если же вы не явитесь туда, тот самый офицер завтра пристрелит вас в вашем собственном доме».

Письмо доставлено лакеем без ливреи. Ему приказано принести ответ. И он возвращается с той же запиской с приписанными внизу тремя словами: «Я там буду».

Однако коварный Окстьерн живо интересовался всем, что произошло в доме у Плорман после возвращения Эрнестины, и не поскупился, чтобы любыми средствами выведать нужные ему сведения. Ему сообщают, как должен выглядеть офицер, одетый в красное. Известно ему и то, что полковник приказал доверенному слуге подготовить для себя английский мундир – он намерен облачиться в него и незаметно следовать за человеком, вступающимся за дочь. Полковник не желает быть узнанным этим мстителем и готовится встать на его защиту, если тот вдруг окажется побежденным. Итак, Окстьерн получает исчерпывающие данные для подготовки очередного злодейского плана.