Эротические страницы из жизни Фролова
Шрифт:
– Трахнул. Не нравится мне это слово.
– Мне тоже. Это из фильмов. А как вы с мамой это называете?
Он совсем растерялся.
– Е..?
– попыталась она вызвать его на откровенность, произнеся начальный звук всем известного внецензурного слова.
– Не надо, доченька. Плохое это слово.
– Его все говорят. Я тоже несколько раз говорила с девчатами. Ну а как еще? Давай придумаем свое, а? И никому больше не будем его говорить.
– И маме?
– Маме скажем. Только у нее с тобой пусть
Она сделала вид, что задумалась, а потом тряхнула головой: ладно, мол, потом.
– Пап. А ты не помнишь тот день? Ну, когда вы меня зачали. Это было где-то между пятым и двадцать пятым августа.
– Тебе мама сказала?
– Нет. Я высчитала. Интересно, где и как это было. Какое у вас было настроение и вообще… Сможешь вспомнить? Это же были первые месяцы вашего знакомства. Должно что-то в памяти остаться.
Осталось. Конечно осталось. Все осталось. Только по дням с такой точностью разве вспомнишь? Он начал пытаться вспоминать и договорился до такого, что и с Иркой вслух не произнес бы.
– Ладно. Это я вас с мамой сведу, и будете вместе вспоминать. Мне еще вот что интересно: это если бы другой сперматозоид соединился с маминой клеточкой, то уже не я была бы? Их же там сотни тысяч за раз бывает. Так же? И девочки, и мальчики. Как это получилось, что именно я? Почему мое "Я" не в Сережке, а во мне?
– Ну ты и философ… Откуда я знаю? Этого вообще никто не знает.
– Кто-то должен знать. Представляешь, сколько у мамы во влагалище таких же "Я" переплавало за все ваши годы? Куда они все деваются?
– Не знаю…
– Да? А я вот знаю.
– Ну и куда же?
– Вот сюда. И сюда. И аж сюда. В меня они так всосались, что я их прямо по-настоящему ощущаю. Моих сестричек и братиков. Пап, а я смогла бы родить от тебя ребеночка?
– Ну и вопросы у тебя!
– Так это же наши с тобою вопросы.
– Ну не знаю. Говорят, такое бывает. Только дети получаются никудышние.
– Да ты не волнуйся! Я тебе ни за что не дам, когда будет опасно.
– Ты и в этом волокешь?
– Конечно. По этому поводу у девчат столько всяких бумаг… Я у себя уже точно знаю, когда опасно, а когда нет. Термометром проверяла.
– Термометром?
– Ну да. Вставляешь в попку каждый вечер и смотришь. Так целый месяц. У меня например, так: двенадцать дней после месячных тридцать семь и три, потом три дня тридцать семь и восемь, а потом снова до самых месячных тридцать семь и три. Вот эти три дня и опасные. Плюс-минус три-четыре конечно, а то ваши живчики очень живучие.
– Коту под хвост эти расчеты.
Он чуть было не продолжил, но вовремя осекся. Впрочем, она сходу поняла, на чем он осекся:
– И-и-и-хх! Вот вы какие! Так вы меня не хотели? Случайно, да? Я случайная?
– Что ты несешь? Думай, что говоришь!
– Это ты думай. Вы же еще не
– Я так не говорил. И мы не прятались.
– И она разрешала?
Он чуть было не ответил: а мы не спрашивались. Вот чертовка малая! Все вытянет.
– Да. Она в первую же нашу близость случайно все узнала. Простыня ей на глаза попалась. С нашей кровью. И сразу перестала заходить, если мы оставались вдвоем.
– Класс. Что ты туда посмотрел? Тебе уже хочется, да?
Она прильнула к нему, крепко вцепилась в шею.
– Ты когда-нибудь пустишь меня на себя, вот так, как я сейчас сижу… а?
– Если будешь хорошо себя вести…
– Пап. А можно я буду называть ее для тебя пи??ой?
– Что?! Светка, что ты несешь?
– Не знаю.
Он попытался отстранить ее от себя, но она вцепилась так крепко, что у него ничего не получилось.
– Чтоб больше я этого слова от тебя не слышал.
– Хорошо, папочка. Я больше не буду.
– Ясонька. Слышишь? Моя ясонька. Ясочка. Ясуня. Ясунчик.
– Ясонька? Ясунчик? Класс… - восхитилась она.
– Яська. Это ты придумал?
– Да.
– А кто-нибудь еще знает?
– Нет.
– А мама?
– И мама нет.
– Мы ей скажем, да? Но ее так не называй, хорошо? Только мою. Обещай.
– Обещаю.
Скрипнула дверь и она резво, но бесшумно соскочила с его колен. Потом другая. Сережка ушел в свою комнату.
– Подождем немного, - сказала Светланка.
– Хочешь холодного компота?
– Давай.
– Ой! У меня пропиталось… извини, - и она стала смеяться.
– Коту под хвост эти тампоны…
– Я пойду к маме.
– Подожди! Переодень трусы, они же в крови. Там у тебя в шкафу еще есть точно такие, новые. А эти спрячь там где-нибудь. Я завтра постираю.
Ирка лежала попой вверх совсем голая и не прикрытая, уткнувшись лицом и руками в подушку.
Он подошел и погладил ее по спине, потом по ягодицам. Она отвела его руку, будто испугавшись, что он дотронется между ног…
И не повернулась к нему.
Он долго ворочался с боку на бок, а она так и не сдвинулась с места…
В среду, девятого июля они проводили детей в лагерь. На вокзал пришла и Елена Андреевна. Она так странно обнимала Светку, что Виктору показалось, что она что-то почувствовала. Или знала.
Подошел поезд, к которому должны были прицепить два уже загруженных вагона с детьми. Среди выходящих из прибывших вагонов пассажиров вдруг мелькнуло знакомое лицо. Впрочем, он мог и ошибиться, было достаточно далеко. А как ему не хватало сейчас этого человека, почти случайного знакомого по фамилии Гуляев. Вот он, по-видимому, смог бы помочь разобраться в себе и в том, что произошло с ним в эти последние три недели.