Эротические страницы из жизни Фролова
Шрифт:
У него даже возникла короткая мысль догнать и окликнуть, но вдруг он услышал внутри себя какой-то необъяснимый протест: не зови, не ходи туда, там горе, неизбежное и страшное горе…
Он глянул на жену, будто хотел услышать ее объяснений.
Но его жена никаких объяснений дать не могла. Ее как бы и не было рядом.
4. Катя Решетилова
Во вторник 15 июля Виктор собрал пятый световод из того материала, который у него оставался после последней встречи с Костей, когда тот передал ему целую щепоть
Световод получился просто великолепным. Недаром перед ним маячили Катькины оборочки и рантики, то прикрывающие, то обнажающие ее удивительно изящные формы. А его произведением можно было восхищаться с еще большим наслаждением, чем ее закантованной попкой - так точно были отшлифованы все поверхности и так мягко они улеглись в собственную систему соприкосновений.
Все по-настоящему великолепное чем-то связано друг с другом. И Катькина задница, и юная Светланкина ясочка, и лебяжья Иринкина осанка, и формула зависимости массы от энергии, и полонез Огинского, и крест на вершине горы, и вот теперь сотворенный им - Виктором Фроловым - таинственный световод, чем-то напоминающий собою миниатюрный глаз июльской стрекозы…
Костя все не заявлялся - а жаль, на деньги, которые Виктор мог получить за дополнительные световоды, они с Иринкой могли бы кое-что очень нужное приобрести…
Размечтался.
Почти всю предыдущую неделю его жена Ирина казалась затрансованной, смотрела сквозь вещи неизвестно куда, и сквозь него смотрела неизвестно куда, хотя до этого сквозь него она могла увидеть только саму себя. Без малейших, хоть как-нибудь читаемых интонаций, отвечала на его дежурные вопросы, произносила свои дежурные замечания и сообщения, совсем не задумываясь над смыслом высказываемых фраз. Несколько раз он пытался ее растормошить, но ему это не удавалось, и только после посещения минувшей субботой мамы она слегка приободрилась и даже стала улыбаться своей, так похожей на мамину, улыбкой. Может быть, на нее благоприятно подействовало общение с Борисом Алексеевичем, чей бархатный голосина чаровал ее уши так, что она и не пыталась этого скрывать. А может мамина особенная ласковость, которой она обхаживала ее весь вечер.
Елена Андреевна, конечно, сразу почувствовала что-то неладное, несколько раз с немым вопросом обращала взор на Виктора, а потом на кухне, где они оказались с ним наедине, прямо об этом спросила, а когда он так и не придумал подходящего ответа, еще более взволнованно сообщила, что Ирка попросила у нее… одну из ее этих… игрушек, имитаторов, от чего у Виктора глаза чуть не выкатились на стол, но он все же пообещал, что не проболтается жене и не станет донимать ее вопросами. И чтобы Елена Андреевна не тревожилась, мягко обнял ее свободной рукой, мол, все будет нормально, а она сразу прислонилась к нему, отведя в сторону свою руку, чтобы та не мешала касаться грудью его груди.
Полвоскресенья они с женой провели на пляже, подставляя себя солнцу и разглядывая - то
О такой осанке можно только мечтать - читал он в девчачьих взглядах, провожающих ее до самой воды…
Вот и мечтайте.
– Ты вернул ей трусики?
– спросила она его в тот вечер как бы между прочим, и на самом деле между прочим, поскольку говорили они совсем о других материях.
– Какие трусики?
– Я ложила тебе в дипломат.
– Не было там никаких трусиков.
Она подняла брови, открыла его кейс и изъяла из бокового кармана приятно шелестящий прозрачный пакетик.
– Верни. И пригласи ее к нам. В брюках. Скажи, что я мечтаю о таких же и хочу примерить.
Он не посчитал необходимым что-нибудь ответить.
А когда она ушла в ванную, почти без удивления отметил, что нижний ящик комода, куда она складывала все свои интимные вещи, закрыт на ключ.
Раньше она никогда его так не закрывала. В их семье не было прецедентов шастанья в не своих личных вещах.
Виктор тщательно вычистил кисточкой шлифкамеру, предварительно прикрыв колпачком объектив, - он чуть ли не фанатично следил за чистотой изобретенного и собранного им самим уникального аппарата. Уложил в кейс коробочку со световодом, бросил взгляд на боковой карман и ухмыльнулся про себя, - легкая на невольный помин Катька как раз направлялась в его сторону со своей коробкой.
Дождавшись момента, когда она, примостив ее на верхний ярус стеллажа, слезла со скамейки, он сказал:
– Кать, возьми - это тебе.
И положил на край стола сверкающий блестками оконного света пакетик.
Она, безусловно, сразу разобралась, что находится в пакетике, и не дотронулась до него, видимо ожидая какого-то подвоха.
– Ты это серьезно?
– Конечно. Я твои тебе, наверное, тогда слегка подпортил…
– Издеваешься?
– Да нет, что ты. Возьми. Совсем я не издеваюсь.
– И что потом?
– Ничего. Просто возьми и все. Это вроде как подарок…
Ее глаза смеялись, и ему стало страшно неловко. Черт его дернул на это мероприятие… Сейчас засмеет.
Но она не засмеяла. Взяла со стола пакетик и как бы с пренебрежительным любопытством вынула из него содержимое. Вместе с бумажным ярлычком, на котором английским, немецким и французским отпечатаны полагающиеся советы.
– Надо же. Точно такие же. Ты специалист по женскому белью?
– Это не я. Я в этом не разбираюсь. Это Ирка. Жена.
Она расширила от удивления глаза и недоуменно повела головой:
– Жена? При чем здесь жена?
Но в глазах у нее он прочитал и еще что-то, совершенно ему непонятное - какое-то столпотворение мыслей, разнополярных чувств, опасений и предположений. Столпотворение, постепенно оформившееся в достаточно ясную для него конечную мысль: стибрил, мол, паскуда шлифованная эженины трусы и теперь, мол, мне подсовываешь…
И бросила обжигающий руки подарок на стол, даже не заправив его в упаковку.