Эротизм без границ
Шрифт:
13 июля.
<…> Я получила от Л. Дм. Блок письмо — очень зовет приехать к ним, говорит, что очень нужно и хочется поговорить, и т. д. [848] <…> Карташев говорил, что к Блокам ехать не надо. Очень щедрым быть пока нельзя. (Передаю общий смысл.) Надо, чтоб внутри было крепкое соединение, и выясненное. Даже я внутри удивилась, потому что не думала, что он так ясно и прямо начнет говорить. Говорил, что ему страшно важно, как у нас принципиально будет разрешен половой вопрос, или «брак», соединение двух личностей (тайна 2-х, по-твоему). <…>
848
Лето 1906 г. А. и Л. Д. Блок проводили в Шахматово. Стремление Л. Д. Блок повидаться с Татой, вероятно, было связано с обстоятельствами, о которых сохранилась запись М. А. Бекетовой (7 августа 1906, Шахматово):
«Завтра Сашура едет с Любой в Москву по делам
24 октября.
Пишу 24-го. Вот твое письмо получила сегодня. Пришло, как всегда отпаренное, отпечатанное, прикрепленное едва клеем на самом уголке конверта. И затасканное. Ну, да это, конечно, неважно. Я только боюсь, как бы не пропадали письма, а пусть себе читают, коли интересно. Дело семейное, неопасное. Пожалуй, что и читают из любопытства. Попробуй, напиши на пробу с печатью. И заметь — отклеивают ли мои письма к тебе. <…>
Ты не видишь, отчего я мечусь под Димочкой, который выводит меня из моих желаний, когда он говорит, что я влюблена в Карташева, и надо, чтоб все было естественно. Слушай же меня! — надо принять, что любовь,вся, какая есть, помещается для меня только в Церкви.Таково родилось мое сознаниеорганическое — в жизнь, после отрицания любви как жизненного источника. Мне, выходящей, если только я выхожу из Церкви нашей, — не нужно любви.Там что у меня останется? Ты говоришь — безбоязненно, честно спросить. Там остается наслаждение гнусностью, мои черти, призраки шабаша, подземные котятки, упоение тайной к ужасу и к худу, стремление к автоматам подвластно, покорно, — такой взгляд на мир. И протест против этого со страданием, и ненависть. Не думай, что во мне нет ничего гнусненького; вопрос — как быть.
Твое письмо мне как-то в тоне самом, в твоем отношении показалось малымдля этих вопросов. Точно ты самую-то Тайну проглядела, не выносишь ее на себе. Ты говоришь, что я — пути не хочу.Неправда, только ведь вопрос — один ли путь, или нет. Мне знать надо. Ты говоришь — «цинично» о девушках и женщинах. Что же циничного? Это правда, это я знала. Мы еще не то говорим и не на этом основываемся… ничего нет тайного, все сюда вносить надо, чтобы помогло. Но как быть с этим всеобщимзаконом? Вот, может быть, еще какой путь — освещения, пронизывания всего, что может осветиться, и если что не может, то не брать, само не возьмется — не захочешь. Путь движения медленного, с возможностью срыва.Потому что брать все,и освещенное и неосвещенное, огулом, — потом, мол, увидим, — уже нельзя без лжи перед своей совестью. <…> Поэтому я считаю, что путь мой, первые шаги, как ты говоришь, — есть к приближению.Но вот знай и ты, что о том факте, что девушка не так уж очень не знающая ничего, не первой молодости и не «в романтической влюбленности», а имела более глубокую и серьезную любовь, я бы сказала, знающая хоть оттенок чувственности,если она все-таки отрицает самый акт, то нужно над этим подумать.
Бывали примеры, что до любви девушки отрицали брачное сношение, а полюбивши (конечно, с боязнью неизвестного), — и до брака фактически уже, наоборот, стремились сознательно. И пойми, милая, что нет во мне отвращения детского, прежнего, — я же знаю себя. У меня ощущение Тайны, дано мне это — ну, предположи же — ощущение Тайны к ужасу, к худу. Тайну, которую я могу, конечно, могла бы принять, если бы видела в этом не ложь,а правду, не стояние, а путь. Ну, скажи, ведь ты мне пишешь о девушках романтических. А забыла ты, какая у меня была ненависть к Успенскому с его любовью недвижною? Забыла, что я тебе писала о нем? Забыла ли, как я говорила, что Серафима Павловна для меня как бы мертвая, не понимает радости чувственной? И что Алексей Михайлович мне ближе? Забыла, как я против Блока с его Прекрасной Дамой [849] от тесноты изнывала? Разве я вмещаюсь в образ той невинной девушки с чистой влюбленностью? Ведь, принимая самый акт,я как бы сливаюсь с этими моими чертями, им себяотдаю, половину мира беру, выхожу из Церкви, где (Отец с Сыном), где мне спасение и счастье и полнота.
849
Образ первого тома лирики А. Блока — «Стихи о Прекрасной Даме» (М.: Гриф, 1905), ставший символом возвышенного, отвлеченного, далекого от земного воплощения романтического идеала.
Я, знаешь, начинаю думать, а вдруг этот же Карташев ближе ко мне, чем вы? Вдруг он-то меня и поддержит? Ты его не знаешь, как я теперь его знаю. У него нет такой исступленной
Когда вопросы многие предрешились, и этот открылся — и о роде и о безличности, он логически как естественную необходимость — принял, но не вник нутром, как я. Такому воздержаннику и такому чувственнику, как Карташев, не представима, например, возможность победы над плотью своей волей и своей радостью, в длительности, в бесконечность времени… у него от неизвестности женщины — обостряется до ужаса влечение. Вот тут и скажите: ценна ли будет или была бы возможность через победы в радости, светлости, близкого <в> чувственном наслаждении телом с молитвой, светом сознания, но без падения(то есть без крышки, а бесконечное усиление). Или если этого достигнуть, то и это ничего не дает, это нуль и еще хуже, чем простое соединение. Есть ли «путь» наш — путь к трем — в достижении этого? Или не путь к истине? Или тогда все-таки нужнобудет испытать и соединение,отделенное от Главного, как венец наслаждения только телом, в темном опьянении? Ведь это тогда нужно сделаться проституткой, войти во вкус наслаждения, все виды извращений пройти, это я понимаю, одним словом, сесть на помело да на шабаш ехать с ним, с Карташевым, потому что все равно уж не освятить — так там на шабаше и погрузиться в ласкание. <…>
Неистовства моего вы не знаете. Что по правде — я все хочу. Ты пишешь: путей я тебе не указываю. Но намечаешь. Ты пишешь: Физиологический протест против полового акта (я так нарочно выгораживаю «акт» как особую ТАЙНУ, отличную от Тайны Тела), ты считаешь, что можно рассматривать: 1) сохранять этот протест, утверждая в недвижности во имя вечного девства, отрицания плоти и пола, 2) побеждать во имя брака и деторождения, а у нас — 3) принять и победить во имя движения.
А может быть — сохранить во имя движения, во имя принятия плоти и пола,как протест против недвижности, сохранить в браке,в церкви находящимся органически. Потому что вне Церкви заключение девственных браков есть неподвижность и протест против жизни (ну, не чепуху ли я говорю? как, по-вашему?), да и едва ли возможен при нормальной организации тела. Но так: не отвращаться, а испытывать: хочется ли тебе? Тебе, истинной, светлой, которая есть Ты? Ничего не поймешь. Я даже знаю, как можно перетолковать: я «светлая» и, значит, «чистюлька». Нет, а такая, как у тебя в «Алом мече» [850] , истинная; это для твоего же ощущения привела пример.
850
Люся, героиня повести З. Гиппиус «Алый меч», вместе со своими друзьями Алексеем и Федором уходит в затвор, чтобы на личном опыте проверить возможность воплощения в жизни идеи тройственного соединения; сюжет повести имеет автобиографический подтекст. Повесть вошла в сборник З. Гиппиус «Алый меч. Четвертая книга рассказов» (СПб., 1906).
Вот что я подумала.
Если у насдолжен быть брак (тайна 2-х), то должно быть освящение, просветление.
Так вот вопрос: что мы-то благословили из того брака, который есть. Потому что из него же возьмем. Весь брачный обряд? Ревекка, потомство и т. д.? Или специфическичто-то отличное?
27 октября.
<…> Сегодня на молитве мне пришло в голову, что, в сущности, для меня, небесноминдальницы, пожалуй, вредно молиться. (Это я так решила, чтоб после проверки — отвергнуть.) Ты говоришь мне о пути, в котором явное есть то, что не приемлется здесь. Разорвать свое религиозное существо с данным мне при рождении — я не могу (у женщины эрос связан с психологией и религиозным сознанием органически. Это тоже «циничный» научный факт). Я должна выйти, оставить пока, идя твоим «путем», для опыта, религию, оставить молитвы. Это мне полезнее будет. Так и Димочка делает. Чтоб не было канители. Ни то ни се. Тогда, может быть, и возможен будет путь, о котором ты говоришь, но без любви, потому что ведь все же связано с религией. <…> Карташев мне стал очень близким. Он говорит, что удивляется, как переменился. Это для меня страшно важно, потому что случилосьуже то, о чем думалось. Это мое утверждение. А с вами мне тесно, узко. И даже с тобой. <…>
Пишу 28-го, час ночи.<…> Ты пишешь о бесстрастности девушки, даже о ее кротости, вообще. Это я помню, но не вижу выхода с твоей точки зрения: поборание этого протеста и принятие «брака» — факт: а может быть,и стану нормальной женщиной? Не забывай и Ты, что у женщин вообще любовь и религия связаныс мозговой деятельностьюнеразрывнее и беспощаднее, чем у мужчин. (Например: сумасшедшие женщины почти всегдаэротоманки.) Как с этим фактом считаться? Этот факт нормальный в жизни. И не забывай, что протест у девушек бывает непосвященных, или романтически влюбленных в ангела чистой красоты. При чем же я тут? <…>