Эротизм без границ

Спивак Моника Львовна

Христианская коммуна Мережковских состояла из ядра — тройственного союза «иерархов», возглавляемого З. Гиппиус, и младшего «гнезда» во главе с Татьяной, которое также состояло из ядра — тройственного союза Татьяны, Натальи Гиппиус, бывшего профессора Духовной академии А. Карташева, — и ненадолго примкнувшего к ним четвертого — скульптора Василия Васильевича Кузнецова (1882–1923). В их молениях и «вечерях» изредка принимали участие «посвященные»: С. П. Ремизова-Довгелло [798] , А. Белый, Е. П. Иванов, а в 1910-е гг. еще и немногие другие. Участники литургий получали статус высшего посвящения, именовались «вечными».

798

Серафима Павловна Ремизова (урожд. Довгелло; 1876–1943) — жена писателя А. М. Ремизова; краткий очерк истории отношений С. П. Ремизовой и З. Н. Гиппиус см.: Lampl Horst.Zinaida Hippius an S. P. Renizova-Dovgello // Wienner Slawistischer Almanach. 1978. Bd. 1.

Принадлежность к братству Мережковских сохранялась в тайне, посвящение в тайну без специального приготовления и благословения главы общины

не допускалось. В письме от 28 февраля 1906 года Татьяна пеняла Зинаиде относительно несвоевременности «посвящения» А. Белого, переживавшего страстное увлечение Л. Д. Блок: «Согрешили против его человеческого, когда приняли его как вечного. У меня явилось подозрение, что он Любови Дмитриевне как самому близкому и дорогому человеку (теперь и в Главном), насколько выявилось, <…> с правом расскажет о Четвергах <службах. — М.П.>, обо всем решительно, что сам знает. Спросила его, рассказал ли, говорит — нет, но явилась мысль, что надо. Я ему серьезно говорила, что надо молчать. И даже утром сегодня, в шесть утра написала записочку, что ото всех прошу его ничего ей не рассказывать» [799] .

799

Box 2. Folder 17.

Предполагалось, что члены «гнезда» должны жить вместе, ежедневно перед сном сходиться для беседы или совместной молитвы. С этой целью после отъезда Мережковских Тата и Ната, Карташев и Кузнецов обосновались в оставленной им квартире на Литейном в доме А. Д. Мурузи (дом 25). Продолжительные моления обычно происходили не чаще чем раз в неделю и назывались, независимо от дня, в который совершались, — «Четвергами» (в память первой вечери Мережковских на Страстной Четверг в 1901 г.) или — «Субботами».

Литургии, совершаемые на большие христианские праздники, тщательно подготавливали, заранее покупали вино, цветы (летом собирали полевые), благовония, свечи; женщины надевали белые платья. Заканчивались вечери совместной трапезой и целование [800] . В «дневниках» Татьяны содержатся тексты служб, составленных участниками литургий и подробное описание ритуала (на Пасху, Троицу и др.). Мережковские и их последователи не считали себя вышедшими из Православной Церкви, однако причастие в Православной Церкви, которую они называли Церковью Мертвого Христа или исторической, осознавалось ими как предательство «Главного» и Иоанновой Церкви.

800

В материалах к биографии А. Белый вспоминал о своем приобщении в январе 1905 г. к «Главному»:

«Они приняли меня на свои тайные моления; их малая община имела свои молитвы, общие; было 2 чина; 1-х: чин ежедневной вечерней молитвы; и 2-х: чин служб: этот чин совершался приблизительно раз в 2 недели, по „четвергам“; во время этого чина совершалась трапеза за столом, на котором были поставлены плоды и вино; горели светильники; на Мережковском и Философове были одеты широкие, пурпурные ленты, напоминающие епитрахили».

(Лавров А. В. Комментарии // Андрей Белый о Блоке: Воспоминания. Статьи, дневники. Речи / Вступит. статья, сост., подгот. текста и коммент. А. В. Лаврова. М.: Автограф, 1997. С. 533)

Каждый член троебратства был обязан периодически исповедоваться («выявляться») перед главой «гнезда», не замалчивая самых интимных и потаенных («стыдных») переживаний. Татьяна фиксировала эти исповеди в своих «дневниках» и пересылала в Париж на «одобрение» или «суд» Зинаиды Николаевны, признанной в общинной иерархии верховным авторитетом.

Согласно исповедуемой старшей Гиппиус «метафизике любви» [801] , идеальные отношения между «братьями» и «сестрами» в их коммуне должны были строиться на основе взаимной влюбленности и целомудрия, или девственного брака. Такой тип отношений глава общины утверждала в «тройственном союзе» с Мережковским и Философовым (Розанов о браке Мережковских: «…и ни для кого не было сомнения из окружающих, что они собственно и „не живут“. Это прямо невообразимо относительно их. Они и спальни имели разные. Да и очевидно оба в этом не нуждались и не могли» [802] ; Вяч. Иванов, по записи С. П. Каблукова: «С Мережковским ее союз — чисто духовный теперь, как и с Дм. Философовым. Все трое они живут как аскеты, и все намеки на „m'enage en trios“ — гнусная выдумка» [803] ).

801

Эротическая концепция З. Гиппиус наиболее обстоятельно изложена в ее статьях: «Влюбленность» (впервые: Новый путь. 1904. № 3. С. 180–192; в сборнике ее статей: Литературный дневник: 1899–1907. СПб., 1908), «Зверебог» (Образование. 1908. № 8. Отд. III. С. 17–27); «О любви» (впервые: Последние Новости (Париж). 1925. № 1579, 18 июня. С. 2–3; № 1585, 25 июня. С. 2–3; № 1591, 2 июля. С. 2–3), «Арифметика любви» (впервые: Числа (Париж). 1931. № 5. С. 153–161), а так же в ее интимном дневнике «Contes d’amour» (Возрождение (Париж). 1969. № 211. С. 25–47; № 212. С. 39–78; Публ. Т. Пахмусс).

802

В. В. Розанов о ближних и дальних: (Пометы к письмам корреспондентов) / Вступит. статья, публ. и коммент. А. В. Ломоносова // Литературоведческий журнал. 2000. № 13/14. Ч. 1. С. 90.

803

«Распоясанные письма» В. В. Розанова / Публ. М. Павловой // Литературное обозрение. 1991. № 11. С. 67.

Провозглашенный идеал был добровольно принят всеми членами братства, экзальтированная Татьяна писала Зинаиде: «На вас,в счет вас,следующие люди будут жить частью в новой реальности, переживать тоже, но в новом, житьв новой реальности. Подумай, как это важно» [804] .

В реальной жизни «монастырский» устав оказался достаточно суровым испытанием для участников «эксперимента». В письме от 27 марта 1906 года Карташев признавался З. Гиппиус: «Я влюбляюсь в Тату. И как я страдаю! Как я мучусь ревностями! Мне хочется убежать из этой квартиры! Я не могу по-вашему быть бесстрастным. И всегда — одиноким. Я по-человечески страдаю! Я хочу, чтобы кто-либо любил меня, а не терзал только!» [805] .

804

Box 2. Folder 23.

805

Карташев А. В.Письма Мережковским и Философову // Pachmuss Т. Intellect and Ideas in Action… Op. cit. C. 651.

Члены младшего «гнезда» были физически здоровы и сравнительно молоды: в 1906 году самому старшему из них — Карташеву было 31, Тате — 29, Нате — 26, младшему — 24. «Кузнечик» (так сестры называли Кузнецова) был страстно влюблен в Нату, она отвечала ему взаимностью (Розанов назвал их «дружки-попугайчики»). Оба профессионально занимались скульптурой, имели общую мастерскую при Академии художеств («и там они кой-что ели, пили жидкий чай, ложились отдыхать друг при друге и конечно ни слова не говорили» [806] ). Ната участвовала в больших заказах Кузнецова. Карташев и Тата составляли еще одну пару влекущихся друг к другу «новых христиан». Легко догадаться, что наиболее острые интимные переживания, о которых сохранились записи в «дневниках», сосредотачивались у всех в одной точке. 8 мая 1906 года Карташев писал Мережковским: «Стыдно признаться, что мой интерес так узок. Но уж если писать, то откровенно должен сознаться, чем живу. Живу одним — вопросом о личной любви» [807] . Совместная жизнь, взаимные исповеди, многочасовые ночные разговоры, чтения, вечерние молитвы и «целования» перед сном влюбленных друг в друга молодых людей раздражали и обостряли подавляемую и изгоняемую по «уставу» чувственность.

806

В. В. Розанов о ближних и дальних… Указ. изд. С. 91.

807

Карташев А. В.Письма Мережковским и Философову / Temira Pachmuss. Intellect and Ideas in Action… Op. cit. C. 652.

Смысл эксперимента отчасти заключался в попытке перелить эротическую энергию из области биологической в сферу интеллектуального, художественного и религиозного творчества (опыт испанских мистиков — Святой Терезы и Святого Иоанна Креста, столь почитаемых Мережковскими), достичь максимального роста личности «по вертикали» — посредством отказа от полового акта и деторождения (развития «по горизонтали»). Путь возрастания личности осмыслялся членами братства как путь утверждения «Главного» и истинной любви к Святому Духу.

«Дневники» Татьяны Гиппиус содержат размышления о перспективах и пределах осуществления личности в новом христианстве, о возможности в будущем полного отказа от чувственной любви, о грядущем преображении плоти. Ее мысли о «поле» и Боге, несомненно, вторичны по отношению к эротической утопии старшей сестры. В то же время в стилистически неуклюжих, нередко бессвязных и несамостоятельных рассуждениях Татьяны подчас прорывается неподдельный бунтарский пафос, который вызывал порицание «иерархов». Например, 10 июля 1906 г. она писала: «Род отрицается — корона, завершение любви к телу, — не совмещается с полнотой личности у нас, несмотря на то, что имеет единственную правдивость в мире, в этом. Отрицая в соединении двух творчество, рождение — отрицаешь мировую правду <…>» [808] . (В письме к З. Гиппиус от 14 июля 1906 г. Карташев заявил: «Любовь бестелесную ненавижу, считаю неполной и потому лживой, т. е. полу эгоистичной, т. е. полу дьявольской» [809] .)

808

Box 2. Folder 24.

809

Карташев А. В.Письма Мережковским и Философову / Temira Pachmuss. Intellect and Ideas in Action… Op. cit. C. 659.

Среди парижских писем сохранилось стихотворение-протест [810] , адресованное З. Гиппиус, записанное рукой Татьяны и, вероятно, ее же авторства (а возможно, и Карташева [811] ):

Ответ (З. Н. Г.) Она сказала, полная презренья: — «Гордиться нечем жизнь создать, — Иллюзия, обман земного зренья, То новой смерти жало дать!» — Она забыла, молвив жестко слово, Угрозой тленья мать страша, Что не родится человек без зова — Бессмертна у него душа. Нет, не дурная это бесконечность, Плотских законов естество: Мост, перекинутый отсюда в вечность, Святого Духа торжество.

810

Box 8. Folder 20.

811

В «Contes d’amour» З. Гиппиус вспоминала:

«Началась близость с того, что я у Розанова спросила Карташева, писал ли он когда-нибудь стихи, и он на другой день прислал мне ужасающие стихи десятилетнего лавочника, которые я послала ему назад, обстоятельно разбранив. Вскоре он стал писать прилично».

(Возрождение (Париж). 1969. № 211. С. 25–47; № 212. С. 46)