Эротизм без границ
Шрифт:
Юм—ошибочная (но общеупотребительная) русская транскрипция имени английского медиума Даниэля Дангласа Хоума (1833–1886), которого тот же А. К. Дойл называет «величайшим физическим медиумом современности» (Там же. С. 135–154). Был тесно связан с Россией и похоронен по православному обряду в Париже.
Трагедия «Рим»и трагедия «Гамлет»были действительными замыслами Брюсова в 1894 г. (черновики «трагедии в 5 действиях, с прологом» «Рим» — РГБ. Ф. 386. Карт. 2. Ед. хр. 11. Л. 4–6, черновики «Гамлета» — Там же. Ед. хр. 14, 16).
«Ars Amatoria»(или «Ars amandi», «Искусство любви») — поэма Публия Овидия Назона (43 до Р.Х. — 17 или 18 по Р.Х.). Брюсов прозой переводил ее в 1890-е гг. Ср. также стихотворение Брюсова 1893 года «К задуманной поэме „Ars Amandi“ (по Овидию)» (РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 3. Л. 53).
Как девочка робка, ты вышла на эстраду— в тетради Брюсова «Мои стихи» (РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 3. Л. 58 об) стихотворение датировано ночью со 2 на 3 апреля 1893 г. У него есть заглавие «Второе апреля», и вторая строфа читается:
И я смутился сам, и страх мне сердце обнял, С безмолвным трепетом я первых звуков ждал. Замолк приветствий шум… Твой голос зазвучал, И как тебя люблю, здесь в первыйМундир его был на белой подкладке.Белая подкладка студенческого мундира символизировала богатство и «аристократизм» его обладателя.
«Муза, погибаю! сознаю бессилье…»— это стихотворение под загл. «К Музе!» записано в тетради «Мои стихи» 16 ноября 1892 г. (Там же. Л. 31 об.) с пометой: «См. дневник. Варя надо мной смеялась, Саблин „изводил“ остротами. Даже дурак Андруссек позволял себе насмешки надо мной. <…> Ср. Надсона». Стихотворение это было много длиннее.
Паладино Евзапия(1854–1918) — известный итальянский медиум.
«Как холодное небо бездонное»— стихотворение под заглавием «Умерла» и с датой 20 <мая 1893> — РГБ. Ф. 386. Карт. 2. Ед. хр. 7. Л. 21. Черновой автограф под заглавием «Панихида» — Там же. Л. 21.
Поэма на смерть Нины—Брюсов долго работал над поэмой на смерть Е. Масловой, но так и не закончил. Первоначальные наброски — РГБ. Ф. 386. Карт. 2. Ед. хр. 7–9. Один из вариантов под заглавием «Утро», законченный 29 марта 1894 г. — Там же. Ед. хр. 11.
…к октябрю Лида была моей.История, рассказанная здесь, находит аналогии в отношениях Брюсова с Н. А. Дарузес. Попытка описания этих отношений в художественной форме была предпринята им в прозаическом отрывке без названия:
«Свечи удвоены в зеркале, исчерченном вензелями, но блеск их еле проникает за драпри. Только над перегородкою полоса белого света.
Подушки на кровати давно сбились — одеяло сползло к стене — было душно.
— Альвиан, вернемся на диван.
— Что за пустяки! ты боишься меня? здесь так хорошо — полутьма — С нами вино, давай чокнемся.
— Ты хочешь меня напоить?
— Глупая! — милая! — птичка!
Она смеется. Смех полувоздушный, ласковый.
— Как я тебя понимаю, Альвиан. Только это тебе не удастся.
— О, но <1 слово нрзб> не кажется, что с <милым другом?>. Но ты ошибаешься — чего я хочу? — ты с тобой рядом, это — ты. Я целую тебя — разве я не счастлив без конца, как море — так, так, минуту — ляжем — слышишь, как плещут…
И она отдается тревожной игре — дыхание замирает на миг.
Молчанье. Тьма. Они лежат рядом, овеянные каким-то ароматом. Точно гигантское, гигантское тело раскинулось по морскому берегу. Ноги омывает океан, волоса опутали прибрежные пальмы, а руки далеко раскинуты по дюнам. О, как подымаются круглые груди под магической луной!
— Лидочка, ты любишь меня?
— Тебе не смешно <?> так спра<ши>вать? — Тише, оставь <?> меня.
— Зачем на тебе корсет? броня? щит?
— Оставь, что ты делаешь!
Альвиан расстегивает грудь; она смеется, ее тешит опасная игра — Альвиан приникает жадными устами к шее — она смеется.
— Оставь меня, пусти.
— Это ничего… я люблю… не люблю —
Бессвязн<ые> слова. Она сопротивляется. Они молчат и борются. Молчанье. Тьма. Во мраке кровать, как целый мир. Каждое место на ней ожило, каждый угол получил значение. Тяжело дыша <?>, Лидия от<ходит?> вглубь — Подуш<ки> <1 слово нрзб> — <3 слова нрзб> — <1 слово нрзб> Хриплые звуки — Тьма — Какие-то сети <2 слова нрзб>, над кроватью — больше, больше.
— Не надо, ми<лый>, Альвиан — я буду кричать.
— Я тебя люблю.
Послед<ним> усилием она вырывается — он хватает ее за плечи и валит — она не чувствует боли, а он не сознает своей грубости —
— Пусти…
Они <сплетены?> — и она неподвижно откинулась навзничь — они не хотят разорвать объятий и судорожно держат друг друга.
— Альвиан…
У него нет слов.
Он рыдает — она плачет. Где ж дерзость —
— Что ты со мной сделал.
— Милая — птичка! — .»
Катя— ее прототипом явно служила Мария Павловна Ширяева, сестра жены А. А. Ланга, роман Брюсова с которой начался в 1894 г. и тянулся довольно долго.
Т. В. Мисникевич
Федор Сологуб, его поклонницы и корреспондентки
Я хочу иметь любовницу холодную и далекую. Приезжайте и соответствуйте.
…очарование порока — мудрейшее и злейшее из очарований.
Федор Сологуб долго оставался «в тени» литературной славы и популярности, что, несомненно, обостряло интерес писателя к мнению современников — литераторов, критиков, читателей [693] . По свидетельству Е. Я. Данько, посещавшей Сологуба в последние годы его жизни, писатель «часто говорил, что его книги читают только истерички и дефективные подростки» [694] . О. Н. Черносвитова, сестра Ан. Н. Чеботаревской, разбиравшая архив Сологуба для передачи в Пушкинский Дом, отметила в корреспонденции писателя большое количество писем от «читателей и почитателей обоего пола» [695] . Эти письма, не попадавшие до настоящего времени в сферу внимания исследователей, содержат интересный материал для изучения проблемы литературной репутации Сологуба. Они позволяют представить, кто же в действительности читал его книги и как «бытовал» «миф о Сологубе» в сознании массового читателя и в окололитературной среде. Письма «почитателей» дают и определенный «ключ» к постижению творческого «я» и «внутренней загадочной жизни» писателя, чрезвычайно «закрытого» для окружающих. Любые сведения, даже достаточно косвенные, которые помогают «разомкнуть» всегда присутствовавшее, по определению З. Гиппиус, «кольцо холодка» вокруг Сологуба [696] , являются ценными и важными.
693
Сологуб неоднократно жаловался на отсутствие интереса к его творчеству со стороны критиков и читателей (см., например: Литературный календарь-альманах 1908 / Сост. О. Норвежский. СПб., 1908. С. 49; Книга о русских поэтах последнего десятилетия / Под ред. М. Гофмана. СПб.; М., 1909. С. 240). Писатель коллекционировал любую печатную информацию о себе: в его архиве сохранилась обширная подборка газетных и журнальных вырезок, в том числе на английском, немецком и французском языках, со статьями и заметками о его произведениях и лекционных выступлениях, а также альбомы с рецензиями на сборники его стихов, романы «Мелкий бес» и «Творимая легенда», трагедию «Победа смерти» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. Ед. хр. 2–15, 17–19).
694
Данько Е. Я.Воспоминания о Федоре Сологубе. Стихотворения / Вступ. статья, публ. и коммент. М М. Павловой // Лица: Биографический альманах. Вып. 1. М.; СПб., 1992. С. 218.
695
См.: Письмо О. Н. Черносвитовой Т. Н. Чеботаревской /
696
См.: Гиппиус З. Н.Живые лица. Л., 1991. С. 164.
В настоящую публикацию вошла небольшая часть имеющихся в архиве Сологуба писем поклонниц его таланта. По-видимому, писатель сохранял практически всю поступавшую к нему корреспонденцию «барышень и дам». Интерес к современницам вполне соответствовал творческой установке Сологуба — собирать и изучать «натуру» [697] . «Альдонсы-Дульцинеи» самого разного возраста и социального положения — «маленькие актрисы», начинающие писательницы, «барышни от мелопластики», домашние учительницы, конторские служащие и т. д., жительницы столицы и «провинциалочки восторженные» — охотно открывали перед любимым писателем «завесы души». В 1913–1916 гг. Сологуб побывал с лекциями «Искусство наших дней» и «Россия в мечтах и ожиданиях» во многих частях империи. В своем интервью о первой поездке по городам России Сологуб отмечал: «Мне интересно было посмотреть на своего читателя. Из этого знакомства я вывел заключение, что читатель в массе относится более непосредственно и, пожалуй, даже глубже к писателю, чем критика. <…> Цель моей поездки была — выступить хоть однажды перед публикою без посредства прессы и критики» [698] . Полные залы на лекциях Сологуба нередко обеспечивала именно «дамская» часть аудитории. Любимому поэту рукоплескали и юные гимназистки, и «дамы в бриллиантах» [699] .
697
Подробнее об особенностях творческого метода Сологуба см.: Павлова М. М.Преодолевающий золаизм, или Русское отражение французского символизма (ранняя проза Ф. Сологуба в свете «экспериментального метода») // Русская литература. 2002. № 1. С. 211–220.
698
В.Т. <Тер-Оганезов В.Т.>Федор Сологуб о своей поездке // День. 1913. № 112. 28 апреля.
699
В феврале 1914 года он сообщал Чеботаревской: «Вчера читал в Воронеже. Людишек набралось очень много. Учащихся пустили, и потому было довольно много гимназисток»; «приходили за билетами, больше барышни и дамы» (Федор Сологуб и Анастасия Чеботаревская / Вступ. статья, публ. и коммент. А. В. Лаврова // Неизданный Федор Сологуб. М., 1997. С. 334, 345). О восторженном приеме, оказанном писателю провинциальными «барышнями», писали и журналисты. Например, корреспондент газеты «Волынская почта» дал «отчет» о лекции Сологуба «Искусство наших дней» от имени одной из слушательниц: «Боже! бедная, несчастная я! Наконец я увидела, посмотрела, оглядела, почувствовала глазами, ощутила взором себя, Сологуба, не все ли равно, свою мечту, мечтательней мечты… услышала, моих ушей коснулся тихий шепот… что со мной! <…> Полный зал… битком молодежи, гимназисток, учеников, несколько учителей, много барышень, дам…» (Sic. Заметки из дневника житомирянки // Волынская почта. 1913. № 315. 5 декабря. С. 3).
Е. З. Гонзаго-Павличинская. Открытое письмо Федору Сологубу. 23 июня 1915. ИРЛИ.
Трудно сказать, что, кроме писательского любопытства, подталкивало Сологуба к общению с «читательницами» — тщеславие, сочувствие или стремление педагога воспитывать «малых сих». Они же видели своего кумира отзывчивым, чутким и мудрым, и он старался этому представлению соответствовать. В образе «кирпича в сюртуке» редко кому удавалось рассмотреть «живого» Сологуба [700] . Р. Иванов-Разумник, с которым Сологуб жил подолгу в одном доме в Детском Селе в середине 1920-х гг., писал по этому поводу: «…я благодарен судьбе, что она дала мне узнать милого, простого, детски смеющегося Федора Кузьмича, а не того Сологуба, каким я его знал (вернее — представлял): „комантного“, обидчивого, брюзгливого, резкого, тщеславного. Все это — было, но было той внешней шелухой, за которой таилась детская, добрая душа; он был очень застенчив (право!) — и скрывал эту застенчивость в резкости; он был очень добр и отзывчив — и стыдился своей доброты; был широк — и окутывал себя часто досадной мелочностью» [701] .
700
Г. Иванов вспоминал о своих встречах с Сологубом:
«„Кирпич в сюртуке“ — словцо Розанова о Сологубе. По внешности действительно не человек — камень. <…> Когда меня впервые подвели к Сологубу и он уставил на меня бесцветные ледяные глазки и протянул мне, не торопясь, каменную ладонь (правда, мне было семнадцать лет), зубы мои слегка щелкнули — такой „холодок“ от него распространялся».
701
Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка / Подгот. текста Т. В. Павловой, А. В. Лаврова и Д. Мальмстада; Публ., вступит. статья и коммент. А. В. Лаврова и Д. Мальмстада. СПб., 1998. С. 553.
Сологуб во многих случаях благожелательно отвечал на письма своих «мудрых дев» и их просьбы — прислать фотографию или книгу с автографом, билет на спектакль, лекцию и т. д., оценить первые творческие опыты: «девушки» нередко обращались к Сологубу во второй раз; иногда между писателем и «поклонницей» устанавливалась переписка, как, например, с одной из первых корреспонденток — домашней учительницей из Петербурга Еленой Брандт (см. п. 1).
Демократическое происхождение писателя, сочувствие «униженным и оскорбленным» в его творчестве располагали «читательниц», «находящихся в крайней нужде», к просьбам оказать им помощь деньгами [702] . Курсистка Нина Пожарская так объясняла Сологубу, почему она именно его просит одолжить двести рублей на продолжение образования: «У Вас есть одно маленькое, но прекрасное стихотворение, которое я, к сожалению, наизусть не помню. Содержание его приблизительно такое: если выйдешь в глухую ночь на улицу и услышишь зов о помощи, то, хоть сам погибни, а тому, кто зовет, помоги. Из-за этого стихотворения я и обращаюсь к Вам, а не к кому-либо другому» [703] .
702
Например, в образе «усталой и больной» «интеллигентной дамы», давшей в газету объявление с просьбой о помощи, приходит «милая смерть» к герою рассказа «Смерть по объявлению» (впервые: Золотое руно. 1907. № 6):
«Какая-то интеллигентная молодая дама, красивая и воспитанная, находясь в крайней нужде, просила добрых людей одолжить ей пятьдесят рублей; согласна была на все условия. Просила писать в семнадцатое почтовое отделение до востребования, предъявительнице квитанции за № 205824».
703
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 548. Сологуб, по-видимому, иногда помогал обратившимся к нему за помощью; одна из «просительниц» писала ему:
«Я, несмотря на то, что Вы сказали, если у Вас будут деньги, Вы сами мне пришлете, решаюсь Вас просить, уж очень мне хочется устроиться так, чтобы иметь возможность учиться. Не сердитесь, что Вы раз помогли в очень тяжелую минуту, так я обращаюсь к Вам уж и не с такой насущной нуждой».