Еще не вечер (сборник)
Шрифт:
Он подошел к столу, за которым сидело бюро, положил комсомольский билет и прошел через примолкшую аудиторию. Получилось красиво, но совершенно бессмысленно. И девчонку, из-за которой все произошло, он давно разлюбил, и диплом накрылся, а его надо бы иметь. Физику, математику, да и гуманитарные науки Леня не любил, учился отлично, так как обладал феноменальной памятью и упорством, мог заниматься восемь – десять часов в сутки. Он стремился быть первым, иначе затолкают, упрячут в толпу, которую он презирал. Понимание толпы как однородной серой человеческой массы у него ассоциировалось с собственными родителями. Мама с папой были людьми из длинной покорной очереди, что вьется порой у магазина.
Отец работал четверть века бухгалтером, всю жизнь просидел за одним и тем же столом и поднимется из-за него, лишь когда соберется на пенсию. Мать служила в канцелярии министерства, перекладывала со стола на стол бумажки, подшивала их в папочки. Оба они были маленькие и тихие, в огромных очках, за которыми стеснительно прятались добрые, ласковые глаза. Вечерами они пили чай с сушками и вареньем, смотрели телевизор, смущенно, словно вчера познакомились, улыбались друг другу и восторженно смотрели на сына, если он выходил из своей комнаты к столу.
Леня не любил смотреть на родителей, понимая, что является их копией. Однажды в припадке злобы подумал, что таких следует кастрировать, чтобы они не производили потомство. Два серых мышонка влюбились и произвели на свет, естественно, мышонка с волей, душой и сердцем другого существа. Может, был у него прапрадедушка каким-нибудь полковником лейб-гвардии гусарского полка, позже ветвь выродилась, а в нем опять возродилась?
Дома Леня никогда ничего не рассказывал, промолчал и о суде, и об исключении. «Надо искать выход», – думал он, укрывшись в своей комнате. Все в их квартире было маленькое, затертое, тесное, как и положено в мышиной норке. Правда, какой-нибудь чудак мог бы назвать ее прелестным гнездышком, согретым любовью и семейным уютом.
Леня смотрел на свое отражение в вымытом до зеркального блеска окне. «Подведем итоги: без диплома, исключен из комсомола, имею условное осуждение. С таким набором меня в нашем сверхгуманном и сверхдемократическом обществе допустят сторожить черный ход».
Делать изнурительную гимнастику, сидеть бесконечными часами за письменным столом – к этому он принуждал себя силой. А вот что действительно любил, так это стругать и резать деревяшки. Взяв причудливый корень, Леня оттаивал душой, вглядывался в него, словно угадывал знакомые, но забытые черты, потом острым ножичком удалял лишнее, выявляя пригрезившийся образ. В основном у него получались горбуны-уроды, змеи-горынычи либо доисторические ящеры, страшные, но живые. Занимался он своим хобби в короткие часы досуга, относился к нему легко, несерьезно, как к отдыху и развлечению.
Оказавшись выкинутым из формальной жизни, ища для себя новые пути, Леня выгреб из стола свои поделки. «Стоит попробовать», – решил он, и со свойственным ему упорством и фанатизмом начал работать.
Сравнительно быстро, за два-три года, Кружнев нашел множество единомышленников – каких только чудаков и сумасшедших не живет в столице, – обнаружил выставки-продажи, обзавелся специальным инструментом, начал гулять по паркам и лесам Подмосковья в поисках притаившейся там натуры. Его хобби превратилось в ремесло не только интересное, но и доходное. Так как Леня не пил и не курил, позволял родителям себя кормить и одевать, скоро у него скопилась изрядная сумма, и он купил «Жигули».
На выставках Леню Кружнева обвиняли в формализме и бездуховности, но его страшноватые творения пользовались успехом у детей и богомольных старух. Одни видели в них любимых сказочных героев, другие – исчадия ада, которые грядут в наказание за все грехи человеческие. Он творил, что хотел, как чувствовал, заботился о своем гардеробе, содержал в порядке свои «Жигули», стал снова поглядывать на женщин.
Маше, она называла себя Марией, только исполнилось двадцать. Она приехала со Смоленщины якобы поступать в институт, на самом деле желала выйти замуж за москвича и жить, как подобает красавице. Она себя несколько переоценивала: стройная блондинка, вздернутый носик, голубые, порой бессмысленные глаза, пышные, волнующие юнцов формы, но опытные мужчины знают, что женщины такого склада очень скоро теряют спортивные кондиции, полнеют и расплываются.
Маша работала штукатуром на стройке, жила в общежитии, все деньги тратила на парфюмерию и наряды, разыскивала сначала принцев, затем по нисходящей – директоров магазинов, продавцов комиссионок, грузчиков мебельных магазинов. Мужчины знакомились охотно, с готовностью выполняли свои обязанности, то есть кормили в ресторанах и столовых, угощали коньяком и красненьким, оставляли ночевать, но жениться не торопились.
Леня Кружнев подвез как-то проголосовавшую Машу от проспекта Калинина до Белорусского вокзала, а через два месяца они поженились.
Человек, как известно, сложен и противоречив. Кружнев насмехался над пристрастием девушек к мужчинам рослым и видным, над легкомысленным пренебрежением внутренней сутью человека, а сам с детства мечтал лишь о красоте. И женился он именно на красотке. Надо отдать Кружневу должное: он не обманывался, в чувства Маши не верил, знал цену уму и духовному содержанию своей избранницы. Тебе нужна квартира, московская прописка и машина? Имеется. Ты тоже меня устраиваешь. Так сделка состоялась.
Леню вполне устраивало, даже нравилось, что жена будет полностью от него зависеть. Казалось, он все учел и взвесил. Что говорить, в наше время брак по расчету далеко не редкость. Но вся немудреная конструкция Лени Кружнева через полгода рассыпалась. Он влюбился в собственную жену.
Женщины существа чуткие, Маша не была исключением. Она ощутила перемену в отношении к ней мужа и методично, неторопливо повела захватническую войну. Сначала молодые поменялись с родителями комнатами, переселились в большую. Маша ушла с работы – непристойно жене художника штукатурить стены, – закончила курсы, получила права и стала «одалживать» машину сначала на час-два, потом на полдня. Леня сдавался без борьбы, с юношеским восторгом, потакал капризам, дарил цветы, покупал кофточки и платьица, прочно прописался на седьмом небе. Он никогда не подозревал, что отдавать и дарить значительно приятнее, чем требовать и получать. Глупость и женское коварство Маши он отлично понимал, видел, но и они приводили Леню в неописуемый восторг.
Маша составила долгосрочный план оккупации вражеской территории, про себя иначе как вражиной и Гитлером мужа не называла, и упорядоченно занималась уничтожением материальных ресурсов противника, подбирая плацдарм для переброски своей живой силы.
В мае шестьдесят восьмого года Маша погибла в автомобильной катастрофе. Кружнев впал в злое бешенство. Ему не жалко было человека, женщину, возможно, мать его будущих детей. Как только исчез пьянящий азарт обладания ее телом, Леня трезво осознал обстановку. Пошлая, алчная девка! Но он любил ее такую, она дарила ему счастье! Отняли, надругались над его чувствами! За что?