Ещё один плод познания. Часть 2
Шрифт:
Тогда он тщательно осмотрел ущелье изнутри, и окинул внимательным взглядом проходы и проёмы, а затем, столь же бесшумно крадучись, выбрался назад, отполз за смежную гряду - и встал, и зашагал, всё ещё в темноте, назад - таясь от любых глаз, но желая успеть до рассвета.
Вернувшись же в Город свой, вывел он семью свою из убежища и приказал жене, детям и слугам, когда наступит вечер, снова уйти туда. И повелел сыновьям обойти дома его лучших друзей, а также тех, коих он, даже не будучи с ними в тесной дружбе, знал как доблестных и надёжных товарищей, - и позвать их, чтобы пришли они, когда опустятся сумерки, в дом его с оружием и в доспехах.
И когда под вечер собрались они -
– Друзья и сограждане! Я позвал вас не для веселья, ибо в час, когда страх объемлет души любимых нами, единственный пир, которого может желать не утративший достоинства, - это пир извлекаемых из ножен мечей. Я узнал, где логовище "орлов смерти", и я придумал способ избавиться от них навсегда. Пойдёте ли вы со мной, чтобы ответить беспощадностью на беспощадность и чтобы навек оградить семьи свои и сограждан наших от участи трепещущей дичи?
– Мы знаем тебя и пойдём с тобой, - ответили все пришедшие.
– Ты открыл путь, тебе и возглавить нас в этом деле. Веди и приказывай!
– Знайте же ещё и о том, - сказал он, - сколь опасно дело наше. Я поведу вас пеших в ночи к обиталищу их; и если заметят нас вражеские глаза, то мы погибнем все, ибо нас менее двух десятков, и не будет у нас коней, чтобы унести нас от смерти.
– Мы пойдём с тобой, - повторили они.
– Мы воины, и когда ты звал нас, то должен был знать заранее, что никто из собравшихся здесь не отступится, дрогнув перед опасностью.
– Простите же мне эти предостерегающие слова, если они обидели вас, - молвил он.
– Веди и приказывай!
– повторили товарищи.
Тогда он, открыв кладовую свою, распечатал стоявшие там сосуды с воспламеняющимся песком, тайну которого он знал, и наполнил им ещё одну кожаную суму.
Затем взял перо и чернила, и написал грамоту, и скатал её в свиток, и скрепил печатью своей. Сделав же это, позвал старшего сына и молвил ему:
– Вновь уйду я ныне в ночь и не знаю, сумею ли вернуться, ибо не на лёгкое дело иду сам и веду товарищей. Тебе, почти взрослому, открываю это и препоручаю блюсти семью и домочадцев на случай гибели моей. Не дознавайся и не расспрашивай меня ни о чём сверх того, что услышал, ибо ничего больше не скажу я сейчас. Вот свиток с письмом моим, в нём же изложено то, что надлежит узнать народу и Городу. Если не вернусь я, - иди к Царю и, попросив его созвать совет, вскрой свиток мой и прочти собравшимся. Клянись же мне, что поступишь так!
И поклялся ему сын, и заплакал. Отец же обнял его и сказал:
– Я люблю вас всех, но ты станешь вскоре мужем, сынок, потому на твоё сердце возлагаю я ныне ношу тревоги; неси её один и ни матери, ни братьям и сёстрам не говори о сём, чтобы не плакали они преждевременно.
В грамоте же своей поведал он всё, что узнал о скале "орлов смерти".
Ближе к полночи покинул он вместе с отрядом своим Город, и все они были одеты в чёрные плащи, чтобы не блестели доспехи и чтобы легче было таиться от вражьих глаз. И повёл он товарищей не проезжими дорогами, а безлюдными тропами среди высоких трав и густых рощ. И когда приблизились они к той скале, - тогда, хотя и была уже глубокая ночь, велел он далее пробираться ползком. И когда они приблизились к скале на расстояние полёта копья из руки воина, он указал на обнаруженное им ущелье и раскрыл им, что собирается сделать и как должны поступать они, если он, исполнив то, что замыслил, погибнет.
Сам же он со своей сумой, которую осторожно волок за собою, прокрался до ущелья, и проник внутрь; и усыпал он воспламеняющимся песком все проходы и проёмы в нижней части скалы, на высотах которой жили "орлы смерти". И, усыпав, - высек огонь, и зажёг с десяток факелов, и разметал их по тем проходам и проёмам; затем же, выскочив наружу, бросился на землю - на мгновение раньше, чем содрогнулась огромная скала и огонь, взметнувшись с нескольких сторон, начал пожирать её, рушащуюся, клубящуюся и грохочущую - словно испуская свирепое предсмертное рычание, - так, что казалось, будто все звуки земные поглотит навек этот грохот... Его же, ударив в чело, обжёг над самыми глазами обломок скалы, пылающий и острый; но успел он откатиться по отлогому склону туда, где ждали товарищи. И когда скала осела и развалилась окончательно, она погребла под собою почти всех живших в недрах её. Несколько десятков из них остались живы и попытались вырваться через то, что осталось от ущелья, которое служило им ранее входом; но воины Города вступили в схватку с ними, и сражались отважно и умело, и, хоть было их меньше числом, одолели "орлов смерти" и добили их мечами и стрелами. Пала же из бойцов Города половина; и сам предводитель получил глубокую рану, но устоял на ногах и бился до конца.
На челе же его остался с той ночи рубец, острыми лучами своими подобный звезде.
Так свершилась гибель "орлов смерти". И даже если спасся кто-то из рода их, не слышали о них более люди страны той.
И вернулись оставшиеся живыми воины в свой Город, и принесли завёрнутые в чёрные плащи тела павших товарищей, чтобы с почестями упокоить их в земле. И возвестили они людям, что нет больше вражьей стаи, чья лютость терзала народ.
И, трепеща от безмерной радости, встретили вернувшихся близкие их. И плакали семьи тех, кто лежал безмолвно под чёрным покровом, но знали, что всегда будут окружены почётом и попечением и что пока стоит Город, не узнают нужды дети погибших за него.
Тетрарх же и бывшие с ним отвечали на приветствия любимых и сограждан, но не было веселья в их глазах.
И удалился этот человек в дом свой, и жил с семьёю своей. И приходил он, как бывало прежде, на собрания, созываемые по делам города, но не часто видели его с той поры на празднованиях; и бывало так, что, будучи зван на чьё-либо торжество, посылал он слуг с подарками, и те говорили, что господин сожалеет, но не сможет быть на пиру.
И многие стали называть его - Избавителем.
Но иные ужаснулись деяния его. И опасались того, что, когда окрестные народы узнают об этом, убоятся купцы и путешественники приходить в их Город, и не дружественно, а враждебно будут взирать на них цари и князья, страшась людей, решившихся и посмевших уничтожить целое племя. И думавшие так обходили дом его стороной и молча расступались, отводя глаза, когда проходил по улице он или некто из семьи его.
И призвал его однажды Царь, и сказал ему:
– Когда я не решился на то, чтобы послать войско и истребить врага, ты, не внемля словам моим, поступил по-своему. И воистину ты избавил народ от ужаса убиений ночных и от свирепства жаждущих крови и не щадящих ни младенца, ни старца. И не напрасно прозвали тебя Избавителем. Но скажи и ответь, почему избегаешь ты празднеств и пиров и живёшь в доме своём, отдалившись от утех и мало показываясь народу?
И спросил Священник, стоящий у престола царского:
– Что тяготит тебя, господин и чадо? Молви мне, что удручает тебя; ибо я служитель Божий, и не мне ли, слыша голос скорбящей души, разрешать её от печали в меру данных мне духовных сил?
И молвил Мудрец, чьи советы и наставления слушал Царь:
– Открой мысли свои и поделись тем, что смущает душу твою; и если желаешь вопросить о чём-либо, то я, с юности черпающий из кладезя знаний о мире и о делах человеческих, быть может, найду, что ответить тебе.