Ещё один плод познания. Часть 2
Шрифт:
И ответил им наречённый Избавителем:
– Не прошу я разрешения от печали и не вопрошаю, взыскуя ответов. Стоял я меж двух путей, и не было ни писания мудрого, чтобы наставить разум мой в выборе, ни перста указующего, который повелел бы мне избрать одну стезю, отринув другую. И сам я должен был решать, и принял решение. Умертвил и пресёк я семя целого рода; но если бы не сделал я этого, то был бы презрен и жалок в глазах своих, ибо предал бы взыскующих защиты моей и попустил бы им стать подобными дичи, трепещущей перед зверем, что алчет крови его. И измерил я цену жизни живущих; и жизнь близких и сограждан показалась мне бесконечно более ценной, нежели кровь в жилах недруга и дыхание уст злодеев, сколь бы ни было их. Не Божью
И склонили лица свои Царь, Священник и Мудрец, не находя слов совета, и сказали: "Мир дому твоему и душе твоей".
Минуло же с тех пор более пятнадцати вёсен, и был человек этот уже не очень молод, и красота жены его становилась подобной меркнущему золоту. Было же у них трое сыновей и три дочери, и внуки уже родились и росли от пятерых из шести - кроме самой младшей, ещё не достигшей взрослых лет. И были сыновья их в числе лучших в воинском деле, в знаниях и в мастерстве, а дочери их - нежными и мудрыми матерями, мужьям же своим - верными хранительницами чести и очага. Младшая же из всех, прятавшая когда-то в колени отца пряди свои и лепетавшая "Папа, я боюсь!..", жила ещё в доме родительском и была отрадой отцу с матерью.
И напал на Город небывалый мор, от которого погибали люди целыми семьями. Были в Городе искусные врачи, но ни один из них не знал, в чём исток недуга, и как заражаются им, и чем исцелять от него. И всё большее число людей настигала зараза, и не смолкая звучали погребальные плачи. Поражал же этот недуг более всего живших в лишениях и скудости и не имевших возможности блюсти чистоту в домах и вокруг жилья своего.
И стали некоторые призывать тех, кто ещё не заражён, бежать, оставив больных, и разбить стан в поле, и, переждав, вернуться, когда утихнет мор и будут развеяны ветрами губительные семена его. Бросившие же этот клич собрались на главной площади, и созвали народ, и убеждали идти к Царю, чтобы повелел он исполнить совет их.
Были и не желавшие этого, меж ними же и во главе их - человек, носивший имя Избавителя.
Призывавшие же к тому, чтобы покинуть больных, были большею частью из тех, кто ужасался совершённого им уничтожения "орлов смерти". И они сказали ему:
– Ты отвергаешь наш совет, но не даёшь своего. И от этой беды ты не сможешь защитить Город, ибо не владеешь искусством врачевания. Если не спастись всем, то надо спасаться ещё не застигнутым болезнью, доколе не заразились и они, оставаясь вблизи рабов и бедноты.
И претили ему эти слова, но и в самом деле не находил он путей помощи и спасения и не знал, что ответить людям тем.
Священник же и Мудрец, с которыми говорил он в годину "орлов смерти", умерли и упокоились к тому времени, и не было равных им, чтобы советовать людям.
Девочки же в Городе том обучались отыскивать целебные растения; женщины учили этому дочерей и объясняли свойства трав и способы использования их - чтобы умела потом каждая, родив дитя, излечивать его сама от тех болезней, которые часто или неизбежно приходят в детскую пору.
И встали дочери наречённого Избавителем - и старшие, и самая младшая, которая не была ещё замужем; с ними же вместе - дочери товарищей его, которых позвал он и повёл за собой, чтобы истребить "орлов смерти". И сказали они устами старшей дочери Избавителя:
– Не бывать такому! О могуществе и доблести повествуют сказания Города нашего, но не о малодушном отступничестве; верности учили нас с детства, а не низкому предательству. Никуда не побежим мы спасаться, покинув больных и страждущих, и не уподобимся неразумным тварям, бегущим врассыпную от пожара лесного. Мы дочери воинов и защитников, не позволивших врагу сделать из нас поживу; и мы не оставим на растерзание мору никого, будь то господин или раб, великий или низкорожденный. Мы пойдём в дома заболевших и будем, сколь сумеем, лечить их травами и настоями, и да будет нам в помощь то, чему обучили нас матери. Если же будем поражены той болезнью сами, то примем смерть не постыдную, а доблестную и достойную дочерей отцов наших.
Так молвили они. И ещё немало женщин и девушек примкнуло к ним, услышав эти слова.
Тетрарх же стоял на помосте для великих и знатных, и глаза собравшихся устремились к нему, ибо много значило слово его для Города. И понял он, что не пойдут они просить царского повеления, а ждут слов из его уст.
И посмотрел он на женщин и девушек, меж которыми были и дочери его, любимые им безмерно; и, хотя был сильным мужем, задрожал он всею плотью своей и не удержал слёз отцовских, и они, пав на каменную ступень, смешались с материнскими слезами стоявшей рядом жены его. Но затем совладал он с собой и сказал твёрдо и звучно: "Да будет так!"
И жена его, мать его детей, подняла к нему глаза, которые показались ему в то мгновение двумя чёрными облаками, сотканными из скорби; но в каждом оке-облаке пылал сквозь черноту факел непреложного согласия и понимания.
И склонился он к ней, чтобы тихо сказать ей то, что было на сердце. Ибо подумал: "Зачем не пал я у той скалы, подобно половине товарищей моих, чтобы лежать мне, погребённому с почестями, в земле, а не посылать устами своими юных этих, среди которых и родные дочери мои, на возможную смерть?.." Но осёкся и промолчал, не желая отягощать вдвое муку её, не меньшую, чем его печаль. И затем подумал: "Быть может, сие ноша и расплата моя; взял я однажды в руку свою суд и меру, и воздаётся мне тем, что вовек не будет на земле того, кому смогу отдать их; и вот, мне повелел народ принять решение, и нет рядом со мною того, на чью душу переложил бы я долг сделать это, чтобы из его, а не из моих уст прозвучало сказанное".
Видели же слёзы его люди и рядом, и поодаль. Видели их и дочери его. И младшая подбежала к отцу и матери, и обняла их, и молвила:
– Я не скажу вам глупое, как бубенец над могилой, "не плачьте". Но и плача, знайте: ты, отец, и товарищи твои, защитив и не отдав нас в поживу, навсегда завещали нам стяг свой и стезю свою. Дочери Избавителей не могут поступить иначе".
– 2 -
"Продолжение следует" - прочитал с ощутимой досадой Жозеф Менар, дивизионный комиссар полиции, откладывая в сторону несколько листов отксерокопированного текста. Не вставая из-за стола, дотянулся, кончиками пальцев распахнул настежь уже открытое окно; закурил сигарету, чуть виновато взглянув на сидевшую напротив, не особенно любившую дым женщину с умным и внимательным взглядом и темно-каштановыми волосами, уложенными в каре. Но она не выразила недовольства, а кивнула и чуть подалась вперёд, с искренним нетерпением ожидая его реакции.
– Дочери Избавителей не могут поступить иначе, - повторил комиссар завершающую фразу прочитанного.
– И мне кажется, что его жена тоже захочет пойти с ними... Да, Натали, теперь вам осталось только пояснить - откуда это... Впрочем, я по этим неудобным колонкам догадываюсь, что из газетно-журнальной периодики, но... вы же её, кажется не читаете, и как же всё-таки...
– Он не договорил.
– Не читаю, - быстро и оживлённо ответила Натали Симоне.
– Чтение газет и журналов нынче становится по большей части уделом пенсионеров... Но уж так удачно получилось. Я сидела у моей мамы, а она выписывает окружную газету только ради ЛФ...