Еще один шпион
Шрифт:
– Да нет, что ты, сукой буду, – испугался должник. – «Дачку» [11] должны были еще двадцатого передать, но у кента проблемы: с работы его сократили, денег нет, я матери написал, обещала подогнать...
– Ну ладно, до конца недели, только без шуток, я тебе не госбанк!
– Заметано, Тарзан, я еще пачку сигарет за просрочку добавлю!
– Фильтруй базар, баклан! – заорал карлик. – За Тарзана морду буду бить! Это для Магомеда я Тарзан! А для тебя я – Бруно! Бруно Витольдович! Человек-звезда!
11
«Дачка» –
– Все, все, Бруно, это я чего-то рамсы попутал, – стал оправдываться Ляхва. – Не бери в голову, ошибся...
– Чего это карлик выделывается? – негромко поинтересовался у соседей Клюква, который недавно «заехал» в зону и еще не разобрался в местных порядках.
– Чего за ботва такая: человек-звезда, человек-звезда?.. Он чего, в кино снимался?
– Не, в цирке выступал вроде...
Но Бруно разобрал тихий разговор.
– На арене, а не в цирке! На большой арене, придурки! Это клоуны – в цирке! А я – на арене выступал, тебе ясно? – ревел он. – Ты! Слушай сюда! Да, ты!.. Как там тебя, Клюква! Если ни х... не знаешь, засунь язык себе в жопу и молчи! Понял? У меня свой номер был! Я кассу делал! Один! Вся Москва ломилась! Бруно Аллегро, человек-ядро! Смертельный номер! Смотрите, бакланы!
Бруно с места сделал сальто – вперед, назад, пробежал на руках, потом, будто по лестнице, вскарабкался на фонарный столб, головой вниз соскользнул обратно, приземлился на руки и вновь оказался на ногах. Делал он все это легко, будто действительно большой артист перед рукоплещущим залом, и – видно было – любовался собой! Он выступал не для других – для себя. На него никто толком и не смотрел, зеки давно привыкли к этим номерам, а вот Клюква – человек относительно свежий, аудитория непаханая, он смотрел, открыв рот. А Бруно только того и надо.
– Видал, миндал?! Чтобы знал, почем билеты...
– Да ты, ёшкин кот, чисто шимпанзе в вольере скачешь! – рассмеялся Клюква. Это была высшая форма восхищения.
Но Бруно зло оскалился, и в следующую секунду Клюква – парень высокий, жилистый, – лежал на усыпанной окурками земле и орал благим матом, не понимая, что с ним происходит. Тарзан сидел на нем верхом, молотил кулаками и коленями, рвал уши, выпалывал с кожей остатки стриженных под ноль волос, царапал и кусал. Ошарашенный, окровавленный Клюква пытался как-то защититься, встать, сбросить с себя разъяренного карлика, только ничего у него не получалось...
Неизвестно, чем бы это кончилось, но тут подоспели люди Магомеда: Поляк и Кудлатый, бережно сняли и оттащили почти невменяемого Тарзана, Клюкву тоже подняли, пнули, сказали что-то на ухо, и он тут же исчез.
– Как дела, Бруно, – спросил Поляк. – Хочешь, мы ему еще навешаем?
Но карлик уже успокоился, отряхнул одежду.
– Да ладно, хватит с него... А Тырсу никто не видел? Он мне тоже должен...
– Так мы его счас притащим!
А ведь семь лет назад, когда карлик только пришел в «десятку» и, скрипя зубами, неумело ушивал рабочую робу пятьдесят шестого размера, невозможно было представить, что он так «поднимется». Другие осужденные зубоскалили и отпускали шутки, на которые осужденный Кульбаш не обращал внимания до тех пор, пока Бледный не назвал его лилипутом. Отбросив шитье в сторону, новичок бросился на обидчика, сбил с ног, а сам сел сверху и приставил иголку к глазу.
– Не лилипут, а карлик, большая тупица! – остервенело рычал он. – Карлик, а не лилипут! Запомнил, или глаз вынуть?!
Это было первое проявление характера маленького человека, и отношение к смешному новичку сразу же изменилось. Он получил прозвище Тарзан – за дикий, неукротимый нрав и нечеловеческую ловкость, которую карлик объяснил тем, что он всемирно известный акробат, звезда – Бруно Аллегро, который гастролировал по всем континентам, дружил с большими начальниками, зарабатывал сотни тысяч долларов, но все потратил на красавиц и дорогой коньяк... Карлик рассказывал про многочисленные драки, три предыдущие судимости, необыкновенные приключения в подземельях Москвы, подземный поход под Кремль, про то, как помог разоблачить шпиона...
Умение «травить байки» в условиях несвободы очень ценится, слушали его, раскрыв рты, но не верили, в основном смеялись. Второй раз Бруно Аллегро проявил характер через три месяца, лютой зимой, когда на дымовой трубе колонийской котельной оторвался лист обшивки и стал звонко хлопать на ветру, грозя провалиться внутрь и разрушить котельное хозяйство. Вариантов было два: остановить котельную и заморозить зону или подняться по обледенелым скобам на сорок метров, поймать край листа и закрепить до приезда аварийной бригады. Желающих лезть наверх не оказалось ни среди надзорного персонала, ни среди зеков. Тогда из строя вперед шагнула маленькая фигурка.
– Да что мне эти сраные сорок метров! Я с небоскреба на небоскреб прыгал, там все триста или пятьсот! Дайте мне только страховочный пояс, сто метров троса, клепальный пистолет, парашют для малой высоты и стакан французского коньяка!
Ему налили полстакана водки, вручили кусок толстой веревки и проволоку. На глазах у всей зоны маленькая фигурка медленно лезла на высоту, причудливо страхуясь какими-то странными петлями. За полчаса Бруно добрался до цели, прихватил лист проволокой и, вконец замороженный, спустился вниз.
– Говорил же – французского коньяка, а не водки, – еле шевеля губами, вымолвил он. – Чуть все дело не загубили!
С обморожениями он попал в санчасть, из которой вышел героем. Теперь его байки пересказывала вся колония. И как-то так получалось, что слова Бруно в той или иной степени, но получали подтверждение. Он рассказывал, что выступал с разными номерами: и человек-ядро, и метатель ножей, и борец с шимпанзе.
Ни пушки, ни шимпанзе в зоне не было, а вот прапорщик Павловский из внешней охраны раньше служил в десантно-штурмовой группе ВДВ и частенько на спор с сослуживцами метал ножи за периметром. Прознав про похвальбу Бруно, здоровенный детина для смеха заключил с ним пари. В специально сбитый дощатый щит они бросили клинки по тридцать раз, но смех состоял только в их внешнем виде – великан и карлик; потому что счет оказался 28:25 в пользу Бруно. Павловский проникся к карлику уважением и честно выставил проигрыш – ящик тушенки и ящик сгущенки, а тот устроил пир для всех своих кентов. Слухи об этом пари облетели все зоны края, а про самого Бруно стали рассказывать легенды.
Но настоящая слава пришла к карлику после его уникального побега. Сам Бруно о побеге не помышлял и бежать не собирался. Идею родил Ванька-Инженер, а сам побег принадлежал крупному криминальному авторитету Савве Петроградскому. Инженер, перебирая подшивки старых журналов, нашел схему: как сделать ранцевый вертолет из бензопилы. Бензопилы на зоне были, оставалось изготовить крепления и пропеллер, чем Инженер и занялся. Через пару месяцев все было готово. Савва, в окружении своей «пристяжи» [12] , поднялся на крышу производственного цеха, Бруно увязался с ними в числе нескольких любопытных.
12
«Пристяжь» – окружение авторитетного преступника.