Еще одна чашка кофе
Шрифт:
Теона окончательно смутилась:
— Да отстань ты!
— Они еще и цвет меняют, — заметил Леша, — то темные, как эспрессо, то ореховые, словно капучино.
Теона пожала плечами:
— Вот странный ты, Белкин. Но моккачино у тебя хорош, это да.
Солнце разгоралось, пели птицы, терьеры носились по саду как угорелые.
— Ну пока, — сказал Леша и пошел к калитке.
— Стой! — крикнула Теона.
Белкин замер и повернулся к ней.
— А хорошо было этой ночью, да? — выпалила Теона.
Он улыбнулся, кивнул и теперь уже ушел. Калитка захлопнулась.
Теона допила свой кофе, потянулась навстречу
Она подумала, что все даже слишком хорошо и спокойно. Что так иногда бывает перед большой бурей.
КНИГА 1. ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 7
ГЛАВА 7
СТРАННАЯ НАХОДКА
Лето словно проскальзывало мимо нее. За два летних месяца Лина не то что не ездила куда-то за город, она даже ни разу не выбиралась в центр Петербурга.
В ту июньскую, белую ночь, проведенную рядом с умирающим ребенком, она еще не знала, что это только начало большой истории.
Когда после той ночи она пришла на следующее дежурство в больницу, то сказала себе, что не пойдет к мальчику. «Это не твоя забота, у тебя своя война, и ты солдат на этой войне». Повторила себе несколько раз, а потом вдруг, поддавшись порыву, бросилась к той самой палате. «Ладно, я только зайду посмотреть, как он, — решила Лина, — только краем глаза гляну. Удостоверюсь, что все в порядке, и уйду!»
Она зашла, посмотрела на него и поняла, что ничего не в порядке, что впереди у него — целая битва за то, чтобы вернуться к жизни, ему предстоит заново учиться ходить, говорить, да что там — ему нужно заново родиться. И если в этой битве с ним никого не будет рядом, он ее проиграет.
После дежурства она осталась с Лёней. И после следующего тоже. Сначала в отделении все удивлялись ее внезапно проснувшейся заботе о мальчике, а потом привыкли и даже перестали спрашивать, отчего она проводит с этим ребенком так много времени. Словно бы она на самом деле была ему родным человеком. Между тем единственным родным человеком у Лёни был отец.
Когда через несколько дней после аварии отец Лёни пришел в больницу, Лина вышла ему навстречу, чтобы познакомиться. Они стояли в больничном коридоре друг против друга. Лина смотрела на него — невысокий, изможденный человек, стертое лицо, потерянный взгляд, руки дрожат; неопрятная одежда, устойчивый запах спиртного. Мужчина, попавший под поезд трагедии и собственного безволия, — печальное зрелище. И ведь, наверное, неплохой человек, но без хребта или, как говорят, стержня. Такие легко ломаются.
— У вас сын, ради него стоит, понимаете? — не выдержала Лина.
Мужчина долго смотрел на нее, потом усмехнулся:
— Да что вы знаете о трагедии? Когда вся жизнь летит к чертям! Легко говорить…
Лина промолчала — о трагедии она знала многое. Но, в конце концов, каждый делает свой выбор, и этот человек, вероятно, его уже сделал.
Лёнин отец ушел и больше не приходил в больницу.
Надеяться было не на кого, и Лина продолжала держать Лёню за руку. Когда однажды он наконец пришел в сознание и открыл глаза — Лина оказалась первым человеком, кого он увидел, кого он встретил, вернувшись в эту жизнь. В тот день Лина почувствовала ответную реакцию — рука Лёни цепко сжимала ее руку, не желая отпускать. Иногда так бывает — чужие становятся своими. Как странно… Она готовила себя к тому, чтобы отнять чужую жизнь, но вместо этого ей пришлось спасать жизнь ребенка.
Следующие два месяца Лина провела рядом с мальчиком. Лёня учился есть, ходить, разговаривать. Он оказался смышленым и очень терпеливым — не ныл, не жаловался, боль выносил стоически, как маленький мужик. Однажды он спросил ее про отца: «Почему папа не приходит?»
В тот вечер, после работы, Лина пошла к Лёне домой. Грязный подъезд, коммунальная квартира, открыла соседка и сказала, что Лёниного отца можно найти во дворе, где он обычно «проводит досуг». Лина действительно нашла его во дворе, на покосившейся лавочке, в компании собутыльников, встретивших ее появление пьяным гоготом.
— Ваш сын спрашивает про вас! — сказала Лина.
Лёнин отец ответил ей мутным, безразличным взглядом.
— Пошла отсюда! — крикнул ей один из персонажей пьяной компании. — Что прицепилась к человеку?!
Лина вздохнула: ясно. И ушла.
Лёне она сказала, что, такое дело, парень, отец твой уехал в командировку и просил меня пока за тобой присмотреть.
— У него запой, да? — серьезно спросил Лёня. — Ты лучше не ври. Не умеешь.
Лёня быстро восстанавливался — в этом возрасте компенсаторные способности велики. Однажды, когда после одной из наиболее болезненных процедур, он скривился от боли, Лина приобняла его:
— Ничего, Лёня! Скоро у тебя все заживет как на кошке!
— Как на коте, — поправил Лёня, — как на худом и драном коте. У нас такой во дворе живет. У него после драки — ухо оторванное, клок шерсти вырван! Но что ты думаешь? Все зажило, и кот стал как новый, ухо, правда, не отросло, но это ладно. Слушай, а ты теперь будешь, да?
— В каком смысле? — испугалась Лина, хотя она, конечно, прекрасно поняла, что имеет в виду Лёня.
Вместо ответа он крепко сжал ее руку. Лина руку не убрала, так и сидела с ним — рука в руке, как в ту первую ночь. Но про себя она сказала: нет, парень, я не могу. Прости, но дальше ты как-нибудь сам.
Она старалась не привязываться к нему, потому что знала — ей нельзя, нет у нее права ни на что живое, человеческое, на теплоту, любовь, привязанности. Но случилось худшее, что можно было представить — он привязался к ней.
Лина кормила Лёню с ложечки, пока он не окреп настолько, что мог справляться сам, поддерживала его, когда он делал первые шаги, читала ему книги, приносила вкусности, подарила планшет, на который записала хорошие мультфильмы, чтобы Лёне было не так одиноко, когда она уходит домой. В каком-то смысле история повторялась — Лина вспоминала, как когда-то она также читала книги Павлику, рисовала ему картинки. Сероглазый светлоголовый Лёня внешне не был похож на Павлика, и все-таки у них было что-то общее — живость, веселый нрав, любознательность, чувство юмора. Лёня, несмотря на свою недетскую серьезность, прекрасно шутил сам и понимал шутки, и Павлик всегда был смешливым, любил устраивать розыгрыши для них с матерью. Вот только в шесть лет Павлик уже умел читать, а Лёня и представления не имел о буквах. Решив исправить это упущение, Лина взялась учить его читать. Они о многом разговаривали, но у обоих были запретные темы — Лёня почти не говорил ни о своем доме, ни о родителях, Лина — о своей семье. Вот такие у них были странные отношения.