Эсеры. Борис Савинков против Империи
Шрифт:
Еще через несколько дней руководство эсеров выпустило новое обращение к членам партии, в котором подробно рассказало о почти пятнадцатилетней провокационной деятельности Азефа, об участии охранки в его работе в Боевой Организации, о том, что полиция империи сознательно долгие годы нарушала закон и позволяла Азефу совершать и совершать преступления ради получения чинов, наград и премий. Шок в обществе и стране вызвало сообщение о том, что главный имперский провокатор весь 1907 и 1908 годы пытался убить царя Николая II, и этот не произошло только по чистой случайности. Руководство партии обращалось к десяткам рядовых эсеров:
«Центральный комитет принял все меры к локализации опасности, которой грозят дальнейшие разоблачения провокатора. Центральный комитет считает, что главная доля ответственности за допущенные провокации всей тяжестью ложиться на него, как на руководителя партийной жизни. Вскоре Центральный комитет наряду с отчетом вручит свою отставку полномочному собранию партии.
Партия переживает глубокий кризис. Раскрытие опасности должно послужить для истинно партийных людей в этот час испытания призывом к усиленной исключительной деятельности по восстановлению рядов партии, сплочению и объединению партийной мысли и действия. Центральный комитет выражает твердую уверенность, что из этого небывалого в истории революции испытания партия социалистов-революционеров выйдет победительницей. Вскрыта и уничтожена язва, разъедавшая и ослаблявшая партию, вырвано оружие, которым так долго пользовалась государственная полиция».
Полиция и эсеры искали Азефа, который исчез. Все три стороны обладали колоссальным полицейско-конспиративным опытом, как в деле сыска, так и мести. У Азефа было море провокаторских денег, по курсу XXI века эквивалентному десяткам миллионов долларов США, и прятаться он умел, успешно скрываясь на разных континентах и в разных странах еще десять лет. Он побывал в десятках государств, задержавшись в Германии, Испании, Италии, Греции, Египте. Контакты с имперской полицией он не потерял, и в 1910 году поселился в Берлине под фамилией Неймайера, по паспорту, сделанному в Петербурге, в охранке. Он много лет успешно играл на бирже. Хорошо знавший Азефа личный охранник Николая II генерал Спиридович вспоминал: «Обладая выдающимся умом, математической аккуратностью, спокойный, рассудительный, холодный и осторожный до крайности, он был как бы рожден для крупных организаторских дел. Редкий эгоист, он преследовал, прежде всего, личные интересы, для достижения которых считал пригодными все средства до убийства и предательства включительно». В своей берлинской шестикомнатной квартире в престижном берлинском районе он очень любил пить чай из настоящего русского самовара. Азеф начал писать афоризмы: «Не призирай людей, не ненавидь их, не высмеивай их чрезмерно – жалей их», «И в страданиях бывает счастье». Человек, на котором трупы революционеров и сановников, был сентиментален, но, конечно, угрызений совести не испытывал. Убийца вообще чувствовать не может, а только симулирует. Азеф, на досуге, сравнивал себя с Дрейфусом.
В 1915 году после начала первой мировой войны, германская полиция, знавшая его настоящую фамилию, арестовала Азефа, как потенциального русского шпиона и террориста, и продержала в тюрьме до 1917 года. В берлинских архивах сохранилась опубликованная позднее «Оправдательная записка» Азефа, в которой он доказывал немецкой полиции, что он служил правительственным агентом по борьбе с революцией:
«С середины 1906 года и до конца 1908 года я состоял членом Центрального комитета Партии социалистов-революционеров, не по политическим убеждениям, а с целью возможного предотвращения покушений со стороны революционеров, и что я входил туда с ведома русской политической полиции, на службе которой я состоял. Ни в одном покушении, ни прямого, ни косвенного участия не принимал».
Ему, естественно, по поводу покушений не очень поверили, но предложили перевести из тюрьмы в лагерь для интернированных граждан только под собственной фамилией. Азеф испуганно отказался. Его выпустили в 190-18 году, после подписания Брест-Литовского мирного договора. Он умер в апреле 1918 года в берлинской больнице от почечных колик. На его могиле не написали ничего, кроме «№ 466»: «Здесь, в Берлине, много русских, кто-нибудь прочтет фамилию – могут быть неприятности».
Вместо того чтобы не привлекать внимания к позорному делу Азефа, Зимний дворец, находившийся, кажется, в трезвом уме и твердой памяти, сам нарвался на грандиозный мировой скандал. На процессе А.Лопухина международное общество впервые официально услышали подробности самодержавно-революционной провокации. Столыпин не хотел, чтобы его справедливо считали покровителем Азефа, но его принародно уличили во лжи и, более того, в подготовке еврейских погромов, и это был европейский позор. Все газеты цитировали последние слова Лопухина, которые ему не дали произнести на суде: «Я уверен, что едва ли не главной целью моего ареста и предания суду было лишить меня возможности назвать Столыпина как покровителя Азефа, и для достижения этого стоило перенести тот скандал, который Столыпин устроил себе и правительству моим арестом и судебный процессом против меня».
На процессе Лопухина сосредоточилось внимание всей русской и мировой прессы. «Тайны русской полиции» многие годы обсуждались в Европе и в Америке совсем в плохом для самодержавия тоне. Журналисты писали, что Азеф был просто игрушкой в руках высших имперских полицейских сановников во главе со Столыпиным, таким образом, на горах трупов, зарабатывавших деньги и почести.
В Зимнем дворце начался очередной хаос – высшие чиновники думали, кого из них с помощью революционеров будут убивать сановники-конкуренты. Герасимова отправили в длительный отпуск, на всякий случай пообещав ему должность заместителя министра внутренних дел, но его ждал военный суд. Все в Зимнем ненавидели всех, а самодержавная монархия была колоссально дискредитирована во всем мире. Герасимов еще успел распустить слух, что защищавшие Азефа до конца руководители Центрального комитета Чернов и Натансон тоже являлись агентами охранки, но этому слуху не поверили ни в обществе, ни в партии эсеров. Оппозиция империи, все ее революционные организации использовали дело Азефа против Зимнего дворца. Везде говорили и возмущались участием имперской политической полиции в преступных террористических актах, а о провокации говорили как о системе, практикуемой правительством в своей работе на благо родины.
В Третьей Государственной думе разразился скандал, и Столыпин получил два громогласных запроса от социал-демократов и кадетов: «Почему с ведома Департамента полиции были совершены убийства генерала Богдановича, министра Плеве и великого князя Николая Николаевича, и являются ли они только эпизодами целой системы провокационной деятельности Департамента полиции, которая была навязана ему Зимним дворцом с целью оправдать его реакционную политику», а также «Известно ли Зимнему дворцу незаконная деятельность его отдельных агентов и какие меры он намерен принять против них». На заседаниях Думы были оглашены многие эсеровские партийные документы, предоставленные их Центральным комитетом. 11 февраля 1909 года в Государственной Думе по делу Азефа был вынужден выступить Петр Столыпин.
Председатель Совета министров на всю империю объявил, что не видит в деятельности Департамента полиции Министерства внутренних дел и самого Азефа каких-либо незаконных действий. Он признал, что Азеф много лет был правительственным агентом в революционных кругах и его деятельность «создала весьма прискорбную ситуацию для партии социалистов-революционеров, но не для правительства». Столыпин говорил: «Наступает 1906 год. Савинков арестован и только после этого Азеф входит в качестве представителя от Центрального комитета в Боевую Организацию, где он приходит в более близкое соприкосновение с террористической деятельностью. Я утверждаю, что с этого момента все революционные покушения проваливаются и ни один из них не проводится в жизнь».
Ложь Столыпина о неучастии Азефа в терроре 1904–1905 годов, естественно, тут же вышла наружу, и руководитель правительства империи потерял остатки уважения общества. Когда его через два года застрелил сексот Киевского охранного отделения, страна, казалось, этого даже не заметила.
В Партии социалистов-революционеров также царило смятение. Многие эсеры требовали полной перестройки, смены ее программы и тактики, отмены террора, смены руководства. В преодолении морального и организационного кризиса партии большую, если не главную роль сыграл Борис Савинков.