«Эскадрон смерти» из космоса. Звездные каратели
Шрифт:
Перекомпоновка внутреннего пространства освободила место под отсек для размещения четырех модернизированных управляемых ракет большой дальности. На первом летательном аппарате с реактивной тягой, создаваемой при помощи термоядерного реактора, предполагалось достичь скорости полета, ограничиваемой лишь конструкционными свойствами материалов планера, почти в четыре раза превышающей скорость звука. Практический потолок нового самолета планировался на уровне тридцати пяти километров. На будущих модификациях предполагали существенно улучшить характеристики.
Земля! Родная!
Нет, все в порядке. Нет, с ума не сошел, просто с орбиты вернулся, вон на том шаттле. Ага, на этом самом.
Началось это все… да уж больше полугода прошло, год скоро стукнет. Когда незадолго до Нового года меня вызвали и предложили пройти отбор в какую-то секретную техническую команду и намекнули на кое-что — я даже не колебался. Согласился сразу. Не зря мама говорила, что у меня шило в одном месте и в носу зудит — вечно лезу и влезаю всюду и везде. Не ошиблась она. Да. Сейчас вспоминаю свое голоногое детство и диву даюсь — как я себе ничего не сломал и не оторвал. Правду, видать, говорят — бог детей и дураков бережет. Интересно, а кто я больше?
В общем, собрали нас на каком-то полустанке и привезли куда-то в степь, в какой-то военный городок. Человек сто, не меньше. И все — технические службы. Кто от танкистов, кто от летчиков, связистов несколько. Даже с флота двое были. И офицеры, и сержанты со старшинами, и солдатики были. Что общего, спросишь? А то, что молодые все, лет до тридцати.
Городок? Небольшой такой городок, за колючкой. И начали нас тогда крутить да гонять. Сначала два дня нас доктора смотрели, тыкали, слушали и анализы брали. Четверть тогда отсеяли, хотя вроде все здоровые. Потом, почитай, три дня писали с утра до вечера. То по физике вопросы, то по математике, то по технике, то вообще не пойми что. Даже непонятно, что спрашивают-то. Потом неделю железки всякие смотрели и в них ковырялись. И двигатели всякие там были, и оружие, и электроника. И целые, и кусками, а то и вообще — дали деталь и спросили: мол, что это такое и откуда? Ну, сейчас-то я понимаю, что они хотели. А тогда — в непонятках все были. И каждое утро на утреннем построении объявляли, кто остается, а кто обратно в часть собираться идет. Нервы мотали — не дай бог кому такое пережить. Кое-кто ночью спать из-за этого не мог.
Ну, прошла эта веселая неделя. Нас едва четверть осталась. Собрали нас тогда в учебном классе и рассказали, что почем. Что тогда случилось в Германии, и у нас под Горьким, и в Белоруссии. В общем-то, мы и так кое-что знали. Правда, только из газет и журналов. Да еще по телевизору кое-что показывали. А тут — все рассказали. И фильмы крутили — показали, что эти громадины в городах делали; дорогу, всю в сгоревших легковых машинах; поле, где от танков только куски металла валяются да вся земля сожжена; проселок, где разбитая техника вперемешку с телами колонной тянется; как один такой робот полдесятка танков за минуту сжег и взорвал, а один танк вообще ногой раздавил, как таракана какого. До печенок пробрало. И сказали, для чего вся эта катавасия с писаниной да железками была. Проверяли нас. И по технике, и по наукам, а главное — по психологии. Чтоб новое могли легко понять, чтоб запоминали быстро, чтоб в коллективе понимание и дружба была, чтоб к преподавателю более-менее нормально относились. И под конец — сказали, кто нас будет учить. И особо предупредили, чтоб даже пальчиком — ни-ни. И что люди разные бывают.
Потом повезли нас куда-то под Москву. Там специально оборудованные боксы стояли, десятка полтора. И началась у нас учеба с практикой вместе. Рассказывали, что такое робот, да как устроен, да как его чинить и обслуживать. И тут же показывали. И при ремонте нас использовали, правда, только как подай-принеси-уйди, не мешай. Три месяца нас так натаскивали. И не только нас. С нами еще два десятка человек учились. Все в одинаковой униформе без знаков различия, но по поведению и выправке — офицеры. Правда, учили их меньше, чем нас. У них свое было. Когда мы с железками возились да разбирались, что откуда и куда идет, они в кабинах сидели на пару с учителем. Все три месяца мы так провели: мы внизу ковыряемся со своим инструктором, они — вверху со своим.
После началась настоящая работа. Битых и горелых роботов разбирали, сортировали, раскладывали. За каждую гайку отвечали, над каждым болтиком тряслись. Но дело делали. Надзирающих было больше, чем нас с охраной, вместе взятых, ей-богу. Разобрали, начали легко битые восстанавливать. Сначала самых целых починили — «Кошка» и «Страус» называются, потом пошли посложнее, а напоследок вообще такие роботы пошли — просто жуть. Особенно два последних запомнились, оба «Берками» кличут. Один горелый весь, смотреть страшно; другой битый, из воды его вытянули. Вытянуть-то вытянули, да воду толком слить не смогли. Вонючий весь, внутри все гниет. Но сделали как надо, отремонтировали. И преподаватели вместе с нами вкалывали, всюду успевали.
Да что о них рассказывать. Вроде обычные люди. Только что нездешние. И говорят странно, и ходят. И все время за ними присмотр ведется. Незаметный такой, ненавязчивый. Семь человек нас учили, четверо мужчин и три женщины. Все разные, и каждый что-то свое преподавал. И у каждого своя машина была. У кого какая — сразу было видно. Тряслись над ними, как курица над яйцом. Нет, восстанавливали сначала ихние, потом — бесхозные, у которых водителей поубивало. И то — делали только часть, потом каждый водитель со своей машиной возился, что-то там настраивал да регулировал. Полгода так возились, но двенадцать машин из хлама подняли. К тому времени, как закончили, соседи наши бывшие уже в первых машинах ходить учились. Сначала просто поворачивали корпус да кланялись вперед-назад, потом ходить начали по шагу за минуту, а потом и на улицу стали выходить да на полигон бегать. И нам работа появилась. То в ворота не впишутся, то при повороте плечом или оружием в стену стукнут, то вообще грохнутся. Один раз вообще робот автотягачом приволокли — со склона в реку упасть ухитрился. Они учатся и ломают — а мы материмся да делаем. Вот так и жили. В общем, из соседей только трое смогли до конца продержаться. Остальные — кто в госпиталь убыл, кого отчислили. В нашей группе двое отсеялись: один на ногу что-то уронил да охромел — списали его, другой что-то там спалить умудрился — через час его за ворота отвезли, вместе с вещами. В общем, двадцать четыре человека нас осталось из сотни с лишком, что тогда в городок тот свезли.
А потом… Потом нам сказали, что в честь окончания ремонта нас на космический корабль отвезут. На стажировку, значит. Посадили нас утречком ранним в грузовики и повезли. Привезли уже вечером, разместили, а утром — погнали пехом на космодром. Там мы и увидели свой первый космический корабль. Сказали, что это — челнок, служит для доставки грузов с корабля на планету и обратно. И сказали еще, что проезд надо отрабатывать. Поставили нас ящики таскать из грузовиков в трюм челнока этого. Его еще шаттлом по-английски называют. Потом погнали за вещами, потом загнали в этот самый шаттл. По поводу завтрака и обеда сопровождающий сказал тогда четко — перед полетом лучше не надо. Чревато будет.
Когда уже подлетать к кораблю, что на орбите висел, поняли, что сопровождающий имел в виду. Пока поднимались да взлетали — нормально все было. Тяжело немного, но это недолго. А вот потом… Вот она какая, невесомость. Впечатлений… Когда люк к нам открыли, все сидели зеленые и как пыльным мешком пришибленные. Это сейчас смешно кажется, а тогда было ой как не до смеха. Тогда я сидел пристегнутый к креслу и радовался, что не поел. И что хоть что-то вешу, и потому кишки в правильное место обратно уложились, а не под горло забрались. Нас всех под руки вывели, никого ноги не держали. Развели всех по каютам и разложили по кроватям, словно детишек малых, честное слово. Потом доктор ихний пришел, какие-то таблетки дал. Ну, я и уснул. Проснулся уже более-менее нормальным. Но все равно неделю нас не трогали.
Вот тогда я в первый раз Землю увидел из космоса! Вот это зрелище! Никогда не забуду. Да, ради этого стоило неделю упираться и потом полгода железки тягать, прав был мой командир. Спасибо ему за это. Почитай, всю неделю на ихней обзорной палубе провели, всем составом. И Землю смотрели, и Луну, и даже Солнце один раз. Даже есть забывали. Сидели и стояли, как чурки, не шевелясь.
А потом отцы-командиры про нас вспомнили. И началось. Помогали мы ремонтировать шаттл, что на Земле разбили. Сам он в ремонтном доке стоял, специальном. Ну, в общем, экипаж его снаружи латал, а мы — под присмотром — изнутри в порядок приводили. Плиты меняли, перекрытия крепили, провода прозванивали, гидравлику тоже до ума доводили. Несколько раз груз перегружали с шаттлов, что с Земли привозили. Какой? Да всякий. Кое-что для нас было, вроде проводов и трубок, листы и плиты были из пластика и металла, литье кое-какое фасонное, детали разные. А были еще и ящики какие-то небольшие, что сразу внутрь корабля уносили. Один парень у нас — оторва та еще — исхитрился-таки и одним глазком глянул. Говорит, бруски там были. И, говорит, один раз было точно золото, а в другой раз — никель. И еще что-то, серебристо-серого света — это он опознать не мог. И один раз какие-то запечатанные коробки были. Когда у команды спросили, что это, — сказали, что чистые металлы для ремонта. Они сами кое-что делать могут, вот и делают то, что на Земле не получается или что перелет не выдержит.