Эскортница
Шрифт:
Не знаю, что именно на меня подействовало: собственная пламенная речь, уверенность, что все образуется. Или же понимание, что рядом с Артёмом не может быть тряпка. Но, когда путь перерезала полицейская машина, оттуда выскочили мужчины и потребовали поехать с ними, я не впала в истерику.
Все случилось быстро, технично, как в кино. Никто из прохожих не помог, конечно же. Полиция вяжет преступницу — только дурак вступится. Меня не били, не орали. Давили профессионально. Я отвечала, отказывалась, заявляла о своих правах, но уже через минуту
Сумку с телефоном забрали. Большой мужчина около пятидесяти лет все повторял, что нужно быть честной и искренней. Иначе будет плохо. Мне будет плохо. И вообще, шлюхи долго не живут, он буквально недавно осматривал труп одной моей коллеги.
Когда фразу о честности повторили в участке, а привезли меня именно на допрос, я слегка прищурилась, как это делает Артём, и произнесла спокойно:
— Вы мне угрожаете? — Зыркнула на диктофон. — Давайте его наконец включим и продолжим говорить о трупах проституток. Мой парень не откажется послушать запись после.
В тот момент я уже понимала: с Артёмом что-то случилось или случится в ближайшее время. Чувствовала сердцем. Он был в командировке в Питере, заканчивал дела. Это была предпоследняя рабочая неделя на старом месте. Мы почти шагнули в будущее, когда настигло прошлое.
Одна мелкая бывшая эскортница не нужна никому. Я это знала точно. Поэтому, когда мент показал фотографии из моей анкеты, которую создала Адель, только с необрезанным лицом, я догадалась, какой будет следующая фраза.
— Это правда, что Артём Истомин был вашим клиентом? Платил за секс.
Диктофон был уже включен, и беседа велась корректно. Я ответила:
— Нет.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно.
— Как долго вы занимались проституцией?
— Я не занималась.
Следователь пододвинул ко мне фотографии.
— Это ваше?
— Нет. Это шутка какая-то. Фотошоп.
— Алина Мирославовна Драгунская, мы хотим предложить вам сделку. Нам точно известно, что вы занимались проституцией с июля по начало ноября прошлого года. Но сумели оставить это дело. Если информация дойдет до декана и до вашего работодателя, вы останетесь без образования и работы. Навсегда. Вряд ли с такой славой вам светит достойное будущее. Однако мы готовы пойти вам навстречу, если вы поможете следствию, а потом дадите показания против Истомина. В этом случае информация о вас не просочится за пределы суда. Итак, я повторяю вопрос. Чиновник Артём Истомин платил вам за секс?
Страх скользнул вдоль позвоночника. Нельзя выйти из системы безнаказанно, Артём говорил об этом. Отказ в типа реконструкции завода забудут нескоро. Артёма решили подставить. Через меня.
— Я же сказала, что этого не было.
— Да он все равно сядет, с вашей помощью или без. Подумайте о себе, девушка. У вас вся жизнь впереди. Семья, братишки-сестренки. Карьера. Оценки отличные. Вы всё потеряете. Из-за бывшего клиента.
Я посмотрела следователю в глаза. Пульс давно частил,
— Алина Драгунская, сейчас все только от вас зависит. От вашего желания сотрудничать. Неужели вы готовы поставить на карту свое будущее? Работу. Отношения с семьей. Какой удар это будет для родителей? Подумайте. Хорошо подумайте.
Предать Артёма, чтобы сохранить работу? Сохранить образ достойной семьи, в которой все терпят друг друга из чувства долга, а слово «счастье» давно лишь часть молитвы, что мы произносим за столом?
Я собрала волосы в хвост, распустила. Пожала плечами. Что ж. Снова посмотрела в глаза следователю и сказала:
— Не понимаю, о чем речь.
Когда я вышла на улицу спустя десять часов, потряхивало. Вдохнула прохладный воздух жадно, словно напитываясь. Ощущение было — будто неделю просидела в заточении. Кислорода не хватало. Три допроса почти подряд, угрозы, крики. Я просто молчала. Пить хотелось адски, но не дали и глотка сделать. Пытка.
Быстро дошла до ближайшего магазина, выпила целую бутылку ноль пять, расплатилась. Потом попросила у парня, что стоял на кассе рядом, телефон. Мой давно разрядился, а до дома ехать было не менее двух часов.
Артём ответил после одного гудка.
— Да?
Услышав родной голос, я впервые почувствовала облегчение. Дала слабину и чуть не расплакалась. Захотелось к нему на руки. Обнять, спрятаться!
Одного слова было достаточно, чтобы понять: Артём встревожен, напряжен. Он сразу же ответил. Волновался и искал. Возможно, уже навел шороху: у него связи в прокуратуре. Вот меня и отпустили.
— Это я, Артём.
— Алина! — не то выдохнул, не то рявкнул он. — Малыш, ты куда пропала? Я уже в аэропорту, жду рейс. Потерял тебя.
— Меня задержали, Тём. В полиции. У них информация есть на меня. Требовали, чтобы призналась во всем. Не могу говорить подробнее, я в магазине, мобильный сел.
Мальчик, что стоял рядом, открыл рот и приподнял брови. Я мило улыбнулась ему. И продолжила говорить:
— Сейчас до дома доберусь, заряжу телефон и позвоню. Будь осторожнее. И знай, что я ничего не сказала. И не скажу. Ни единого слова.
Следующие события закрутились, завертелись, вихрем подхватили. Окрасили мир темными красками. Расставили новые приоритеты и безжалостно смяли былые планы, цели и мечты. Закатали их в асфальт
Не помню, как оказалась дома. А дальше ждала Артёма. Казалось, он уже не придет. Поздно.
Я не знала, кому звонить. Кто на нашей стороне, а кто против. Петра не было в стране, а остальные...
Я металась от окна к окну, пока не присела на диван. Потом легла и уткнулась в рубашку Артёма, брошенную здесь накануне. Мы в спешке собирались, и я не успела убрать. Прижала к себе ткань, вдохнула запах.
Артём все же был прав: невозможно жить и спать с человеком, от запаха которого не сходишь с ума. Нужно обязательно найти такого. С другими не надо. Без радости это будет. Как на плаху.