«Если», 2003 № 02
Шрифт:
Первые две недели на Стреле-три я занимался только двумя делами: спал и бродил по лесу. Когда пошла третья, решил, что процесс ознакомления с новым миром закончен и пора заняться чем-нибудь другим.
Занялся тем, что мне давно хотелось попробовать: сконструировал компьютерную личность, этакого простого парня, работягу родом с Кантры. Зачем? А зачем люди в свободное время начинают писать маслом или акварелью, выращивать черные розы или разводить шинадских бульдогов?.. Парень получился вроде бы ничего, подсади его в тело — и будет человек, как все. Я дал ему имя: Пат Пахтор. Но на это ушло всего-то недели
К середине третьего месяца жизни на Стреле-три я почувствовал, что дело близится к финалу. Я скис. Не надо было долго думать, чтобы понять — почему. С каждым днем я все меньше понимал, что же, в конце концов, произошло между мной и Лючаной. У меня не было никаких оснований подозревать ее..
Короче говоря, виноват был я. Значит, мне следовало сделать первый шаг к примирению.
Движение здесь было довольно вялым. ВВ-порт пустовал, и я уверенно направился к ближайшей кабине, над дверцей которой гостеприимно светился зеленый индикатор. Я вставил карточку в прорезь, чтобы оплатить перенос. На дисплее засветилось: «Добро пожаловать в систему ВВ XT «ХроноСинус». Нажал клавишу входа, дверка распахнулась, и я вошел в кабину.
Но ничего не произошло. Дверца даже не потрудилась затвориться. Ох, провинция…
В соседней кабине повторилось то же самое. И в третьей тоже.
Больше я и пробовать не стал. Вышел, размахивая кейсом и взглядом отыскивая, кому бы выложить то, что бурлило в душе.
Человек в аккуратной форме служащего В В, не позволив мне даже начать, проговорил:
— На табло над входом смотрели? Кабины стартуют только при полной загрузке. Вот шестеро соберетесь — тогда и отправляйтесь.
— И долго мне ждать попутчиков?
Он пожал плечами, не ответив.
— Да что тут у вас — люди в землю вросли? Передвигаться перестали?
— Начались какие-то сбои — люди не попадают, куда хотят, а куда попадают — неизвестно. И без следов.
— Корабли-то хоть летают?
— Да вроде бы…
Кораблик «Стриж» оказался маленьким, от «Астракара». Разгон и вход в прыжок прошли, кажется, нормально; но вообще-то, я за этим не следил, потому что в уме складывались слова манифеста, с которым я собирался обратиться к Лючане… И вдруг какая-то дежурная часть моего мозга просигналила, что корабль ведет себя не так, как следовало бы.
На внутреннее табло капсулы, в которое невольно упирается взгляд пассажира, как только он занимает место в этом гнездышке, обычно подается текущая информация, связанная с полетом. И вот сейчас на матовой пластинке светилось:
«Узел смены курса. Пассажиров убедительно просят не покидать капсул, разгон возобновится при повышенном ускорении».
В этом ничего необычного не было. Находясь в сопространстве, корабль не может маневрировать, курс здесь — только прямая, без всяких посторонних влияний. Если только не считать тех силовых линий, которыми сопространство пронизано и по которым можно перемещаться. Так что курс любого корабля состоит из нескольких частей, поскольку его приходится создавать из отрезков этих силовых линий; для перехода с одной линии на другую необходимо оказаться в точке, называемой «узлом», и там, находясь в неподвижности (так принято говорить: сам я никогда не понимал,
Не желая терять более ни мгновения, я отпер капсулу. Откинул крышку. Ступил на палубу. И направился в рубку — запретное для любого пассажира святилище. Но, похоже, войди я сюда даже с шумом и грохотом, на это никто не обратил бы внимания. Потому что все оно было отдано огромному экрану.
— Плюс восемнадцать — девять, — бубнил штурман. — Семнадцать — девять. Семнадцать — восемь. Шестнадцать — восемь…
— Нет, ты посмотри, что он делает!
Этот вопль был исторгнут из шкиперских уст маневрами корабля на экране. Между прочим, корабля Военного Космофлота Федерации.
Он находился почти точно на курсе «Стрижа». А поскольку наш кораблик продолжал медленно поворачиваться в том направлении, в котором нам и предстояло разогнаться, то получалось так, что крейсер создавал препятствие для продолжения нашего полета.
— Капитан! — послышалось со стороны крайнего слева поста. — Принят текст с крейсера.
— Давай.
— «Сообщите состав груза и количество пассажиров. Капитан».
— Просто «капитан»? Без имени?
— Так точно.
— Ответь: «Следую Теллус груз генеральный пассажиров двадцать. Вторично требую освободить линию для маневра». Подпись моя.
Я подумал, что пришла пора вмешаться.
— Капитан! — проговорил я негромко. Эффект, однако, был таким, как если бы я рявкнул во все горло.
— Вы кто? — Шкипер резко повернулся ко мне. — Немедленно вон! В капсулу! При неповиновении применю оружие!
— Если только он не сделает этого раньше, — ответил я. Потому что успел уже заметить то, чего они еще просто не могли увидеть: два из четырех носовых стационарных дистантов, чей синхронный импульс был в состоянии испарить астероид, уже заканчивали накачку. Через считанные секунды они будут готовы к бою.
Лицо шкипера налилось кровью, но тут прозвучал еще один возглас:
— Капитан, ответ! — И не дожидаясь разрешения: — «Примите команду для проведения досмотра. Отказ будет расценен как враждебное действие».
Шкипер выругался. А я сказал:
— Капитан, два его дистанта вышли в рабочий режим, и мы под прицелом.
Штурман подтвердил:
— Шкип, и правда: оба нижних у него разогреты.
— Он не имеет права…
— У него есть право сильного, — прервал я. — Вы что, не понимаете — это пират!
— Это вы не понимаете: перед нами корабль федерального флота!
Да, это был военный корабль Федерации. Но какое-то время тому назад он перестал быть им. Я мог бы прочесть этим ребятам длинную лекцию по Уставу дозорно-космической службы, где был, кроме всего прочего, детально разработан ритуал досмотра, начиная с текста первого предупреждения и кончая применением оружия. А прочитав, доказать, что устав не был соблюден ни в едином параграфе, чего никогда не позволил бы себе человек военного космофлота: все они, как известно, великие любители и хранители ритуалов и почитатели всех уставов, сколько бы их на флоте ни существовало.