«Если», 2006 № 07
Шрифт:
Потом в штаб приехал генерал. Увидев Тровера и Валентину, он подозвал их и повел в подвал, где находились тюремные камеры. Там он протянул Валентине ключи и махнул рукой в дальний конец коридора.
— Можешь их выпустить. Скажи им, что они свободны и могут идти на все четыре стороны. Но мой им совет — уехать куда-нибудь подальше…
Ана и Волшебник сидели вместе в крошечной камере, прочие «документалисты» занимали две камеры по соседству. Валентина отомкнула замки и распахнула тяжелые металлические двери.
— Все кончилось, — объявила она. — Победа! Генерал сказал, чтобы вы убирались куда-нибудь подальше —
Ана обнимала ее так долго, что Валентине показалось — она никогда ее не отпустит.
Потом «документалисты» ушли, и Валентина никогда больше их не встречала.
Через десять лет после окончания осады Валентину наградили медалью.
Церемония была довольно скромной. В Городе почти закончился запас специальных медалей и знаков отличия, которые вручались защитникам, а дети и подростки стояли в списках последними. На церемонии Валентина встретилась с Тровером, которого с некоторых пор видела крайне редко: все его время поглощала учеба. Тровер готовился стать дипломатом, однако характер у него по-прежнему был ужасным, и Валентина не переставала удивляться, как его до сих пор не выгнали.
На церемонию Валентина пришла пешком и оказалась практически единственной, кто избрал столь примитивный способ передвижения. Все остальные прилетели в летомобилях или приехали в машинах на невидимых антигравитационных подушках. В тот день медали должны были получить больше тысячи человек, и Валентине с Тровером пришлось встать в длинную очередь — в самый конец, поскольку медали вручались в алфавитном порядке, а их фамилия начиналась на «X».
— Тебе должны были дать не медаль, а орден!.. — горячился Тровер, сжимая кулаки. — И по справедливости ты должна была бы получить его первой! В конце концов, кто выиграл войну? Ты! И он отлично это знает!
Генерал, стоя на сцене, как раз поджимал руку одному из награжденных. Очередь дошла пока только до буквы «С», так что ждать им предстояло еще долго.
— Его искусственная рука выглядит очень убедительно, — сказала Валентина. — Ну просто как живая!
Тровер только хмыкнул и пробормотал себе под нос что-то сердитое.
Когда они наконец поднялись на сцену, генерал посмотрел на них и подмигнул. Потом он вручил обоим медали и, обняв Валентину за плечи, прижал к себе. Герой-генерал выглядел еще более старым и хрупким, но объятия его были по-прежнему крепкими, а движения — быстрыми. На прощание он пожал Валентине руку, и она почувствовала, как он перекачивает ей какую-то информацию, но восприняла это без комментариев.
Потом они с Тровером вышли на улицу, и Валентина проверила, что же загрузил ей генерал. Это, разумеется, оказался аудиофайл. Она запустила его, и в ушах у нее зазвучало:
— Нашла же я Волшебника! И я заставила вас делать то, что хочу, хотя бы и под угрозой пистолета, а ведь мне всего пятнадцать! Нет, я найду людей, которые занимаются информационной войной, и…
— И что дальше?… Я допускаю, что тебе удастся убедить их отправиться на квартиру к товарищу Георгию, чтобы реквизировать его улучшенное программное обеспечение, но уверяю тебя: к тому времени, когда вы туда попадете, никакого программного обеспечения там уже не окажется.
— Но кое-какие программы есть и у меня… То есть во мне.
— У тебя?…
Нет, она не забыла тот давний разговор, хотя прошло уже десять лет. Миновала эпоха Возрождения; Валентина побывала за границей, училась, работала, но не было и дня, чтобы она не обращалась к нему в своих мыслях. Теперь у многих имелись слуховые устройства с запоминающим устройством. Ее собственный слуховой аппарат тоже подвергся модернизации и способен был записывать и хранить почти миллион часов аудиоинформации (включая все информационные, учебные и развлекательные звуковые файлы, которые она записывала для себя), однако Валентина никогда не пользовалась им, чтобы вспомнить слова, которые произносила в тот день. Она и так могла воспроизвести их в любой час дня и ночи, не прибегая к помощи техники.
Почувствовав, что у нее подгибаются ноги, Валентина опустилась на лужайку, заросшую сахарной травой, и заплакала. Тровер в тревоге бросился к ней, обнял за плечи, но Валентина покачала головой — мол, все хорошо. Слезы все текли у нее по щекам, однако она уже улыбалась. Это были те самые слова, которые десять лет назад извлек из буфера ее слухового устройства оператор подземного командного пункта. Господи, как давно это было! Где теперь Волшебник, где Ана?… Что с ними сталось? И куда, куда ушли эти годы?…
На следующий день Валентина увидела на улице знакомое лицо.
— Это ты! — воскликнул он, останавливаясь как вкопанный.
Он говорил с сильным акцентом — такой акцент обычно бывает у людей, которые учат чужой язык сами, а не просто инсталлируют его. Валентина смотрела на него во все глаза, но никак не могла вспомнить. Быть может, ей было бы легче, если бы не эта глупая бородка — раздвоенная, с двумя острыми кончиками, как носили в Каталане в этом году. Тогда она попыталась представить его без бороды, но у нее все равно ничего не получилось — главным образом потому, что он все время улыбался, как идиот.
— Не могу поверить, что это ты!..
Она медленно покачала головой. Откуда все-таки она знает этого парня?… Валентина глубоко задумалась и даже забыла, что собиралась сегодня вечером в кино с подругами. В лесу, к западу от Города, установили новое видеооборудование, которое не требовало экрана. Изображение создавалось непосредственно в воздухе между деревьями, и зрители могли прогуливаться по дорожкам, попивать бузинную шипучку и общаться друг с другом, пока вокруг них разворачивалось действие фильма. Вечер обещал быть теплым, что весьма удобно для подобного времяпрепровождения, однако сейчас Валентине было не до того.
— Ты меня не помнишь?
И тут у Валентины заныл зуб — тот самый, который она выбила себе в траншеях и который ей регенерировали после победы. Она еще раз взглянула на парня — и вспомнила.
— Уитнейл?!
От радости он даже запрыгал на одном месте.
— Валентина! Ты вспомнила!
Она театральным жестом прижала руку к сердцу и закатила глаза. Уитнейл все еще был очень красив, но она вспоминала его не поэтому. Разве можно забыть свой первый поцелуй?
— Что, черт побери, ты здесь делаешь?