«Если», 2006 № 07
Шрифт:
— Я хочу записать, что вы там говорите, и прослушать потом, когда слух ко мне вернется, — сказала она. — Вы ведь не возражаете, правда?
Тут Валентина снова рассмеялась и показала им язык, просунув его кончик в дыру от выбитого зуба. Теперь у нее шатались все зубы, и когда она нажимала на них языком, ей становилось и больно, и щекотно одновременно.
Волшебник, видно, что-то сообразил, так как снова повернулся к экрану, вывел изображение клавиатуры и стал нажимать на кнопки с буквами. Над клавиатурой начал появляться текст:
ДЕЛО ОБСТОИТ НЕ СОВСЕМ ТАК, КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, ВАЛЕНТИНА!
— Ну еще бы! Что могу знать я, пятнадцатилетняя девчонка,
Ана кивнула.
— И вы почините мое слуховое устройство?
Ана снова кивнула.
— А вдруг вы попытаетесь прикончить меня, пока будете менять аппарат?
На этот раз никто ей не ответил, и Валентина усмехнулась.
— Я так и думала. Имейте в виду: в меня вмонтировано взрывное устройство… — Это было не так, но подобные вещи случались. — Если я умру, оно сработает, и тогда — БУМ!.. — Тут Валентина подумала, что, пожалуй, хватила через край. Ну кому, скажите на милость, могло прийти в голову вживлять взрывное устройство голодной, беззубой девчонке из городской санитарной службы?… — Это моя мама устроила, — добавила она для убедительности.
К счастью, еда сотворила настоящее чудо. Теперь Валентина соображала гораздо лучше, чем раньше (ей и в голову не приходило, в каком тумане проводила она дни, когда была голодна). Вспомнив один из фильмов, виденных еще до войны, она сказала:
— Кроме того, я оставила в надежном месте подробное описание того, чем вы тут занимаетесь. Если я вдруг умру или исчезну, конверт вскроют, и тогда…
Это тоже была выдумка, но значительно более удачная. С нее и надо было начинать, подумала Валентина. Сейчас она не могла знать, поверили ей или нет, но, по крайней мере, ей удалось заставить Волшебника и остальных задуматься о возможных последствиях.
Посмотрев на Ану, которая недоверчиво качала головой, Валентина быстро добавила, чтобы не дать им опомниться:
— Я уверена, у вас здесь есть доктор. Я не знаю, что случилось с твоей ногой, Ана, но ведь кто-то тебя вылечил!..
Вместо ответа Ана показала на мужчину, у которого Валентина выхватила камеру. Очевидно, это и был врач.
— Что ж, в таком случае прошу прощения, — сказала Валентина и, насмешливо поклонившись, сунула камеру врачу прямо в руки.
На следующий день после того, как Валентина убила своего первого человека, к ней полностью вернулся слух. Операция заняла всего десять минут, да и состояла она, главным образом, в дистанционном перепрограммировании слухового устройства. Как сказал врач, новое программное обеспечение с жесткой «зашитой» логикой отличалось повышенной надежностью и было устойчиво к вирусным атакам. Валентине, правда, это мало что говорило, зато ей понравилось, как это звучит.
Работоспособность слухового аппарата восстановилась, однако не сразу. Сначала Валентина воспринимала звуки в сильно искаженном виде, с большими паузами, но потом все пришло в норму, и она стала слышать даже лучше, чем раньше. Врач-оператор показал Валентине, как с помощью компьютерного терминала подключаться к размещенному в правом ухе аппаратному буферу памяти, где помещалось огромное количество аудиоинформации. При желании Валентина могла бы заново прослушать все разговоры, которые она вела в течение полугода. Она, правда, сомневалась, что эта опция, какой бы удобной и полезной она ни была, когда-то ей пригодится, поскольку в Городе не осталось ни одного работающего компьютерного терминала.
— А теперь я пойду домой!.. — объявила Валентина,
Ана, приглядывавшая за матрикатором, «печатавшим» новую одежду и продукты со всей скоростью, на какую он только был способен, дала команду домашним роботам упаковать и то, и другое в непромокаемую пленку и повернулась к девушке.
— Ты и правда сдала бы нас, если бы мы тебе не помогли? — спросила она.
Валентина, пряча улыбку, покачала головой.
— Мне бы все равно никто не поверил. Кстати, никакого взрывного устройства у меня под кожей нет.
— Я так и подумала, — ответила Ана и, шагнув вперед, крепко обняла Валентину и поцеловала в щеку. — Будь осторожна, ладно?
Валентина посмотрела на нее.
— Почему вы не хотите помочь нашим? Почему вы не поделитесь секретом своей жесткой логики с армией? Тогда у нас тоже было бы действенное оружие, и…
Ана покачала головой. В глазах у нее блестели слезы.
— Думаешь, я не задавала этого вопроса? А знаешь, что мне ответили?… Поступить так было бы равносильно самоубийству. Ваши враги, с которыми вы воюете, никогда бы нам этого не простили. Одно дело обвинять их в том, что они развязали кровопролитную войну, и совсем другое — положить конец этой войне.
Потом Валентина попросила Ану «напечатать» ей для маскировки несколько холщовых мешков. Когда они были готовы (с растровым изображением отвратительных грязных разводов и пятен), она сложила туда упакованные роботами свертки и пакеты и вышла на улицу, ярко освещенную весенним солнцем. Каждый раздававшийся в ушах звук — собственные шаги, далекая канонада, плач голодного ребенка где-то поблизости — воспринимался ею отчетливо и ясно, словно падение серебряного камертона на хрустальную поверхность. Медленно шагая по мостовой, Валентина миновала место, где, как она думала, на нее напал прыщавый парень и где она так славно поработала ножом. Никаких следов схватки она, однако, не заметила. Должно быть, на этот раз городские санитары сработали быстро.
На свой десятый этаж Валентина поднялась почти без остановок — после плотной еды сил у нее заметно прибавилось. Она уже потянулась к ручке двери, когда вдруг услышала доносящийся из квартиры плач. Тровер… Когда ее брат был несмышлёным младенцем, он ревел буквально часами, но с тех пор как началась война, он почти не плакал, и Валентина успела забыть этот звук.
Рванув дверь, она сразу поняла, почему плачет брат. Мама… Она лежала на полу возле единственного стула, который они еще не пустили на дрова, и не двигалась. Один глаз у нее был открыт, другой — крепко зажмурен. Тровер, громко всхлипывая, тряс ее за плечи.
— Что?!.. — воскликнула Валентина и, в свою очередь, крепко встряхнула Тровера, чтобы привести его в чувство. — Что случилось?!
Брат посмотрел на нее мутным, расфокусированным взглядом, открыл рот и завыл. Казалось, он вовсе разучился разговаривать.
Валентина опустилась возле матери на колени. Ее щека была совсем холодной, руки и ноги окоченели и не гнулись. Каждый, кто работал на уборке трупов, хорошо знал, что означает это окоченение. Весь перед маминого заплатанного комбинезона был мокрым, и Валентина, потянув носом, уловила запах успевшей остыть мочи. Нагрудный карман комбинезона оттопыривался, и Валентина, отстегнув клапан, достала оттуда несколько лекарственных ингаляторов армейского образца. Прибегать к ним следовало только в крайнем случае — когда от усталости не можешь заснуть или когда твое тело отказывается тебе повиноваться. Но почти все они были пустыми.