«Если», 2012 № 08
Шрифт:
Что ж, эволюция — это русская рулетка… как говорят динозавры.
И не спрашивай меня ни про русскую рулетку, ни про динозавров.
Другие биологи, обладающие особой проницательностью или склонностью к мистике, как, например, все та же Кай-Вон-Тильм (я уже говорил тебе, что она столь же красива, как и умна?), твердо верили в то, что марпеки вовсе не слепая сила эволюции, что они обладают сознанием и что конечной целью тех эволюционных скачков, которые они вызывают, является обеспечение выхода любым способом (но как можно раньше) в космос какого-либо вида живых существ, населяющих планету,
Были даже те, кто пошел еще дальше и задался вопросом: а не являются ли на самом деле спорами марпеков митохондрии, эти цитоплазматические органеллы, которые столь эффективно обеспечивают энергией наши клетки и которые, как уже известно, миллиарды лет тому назад были автономными бактериями, прежде чем стать неотделимыми симбионтами?
Может быть, именно поэтому в нас, людях, существует эта страсть идти все дальше и дальше, пока мы не завоюем весь космос? И когда-нибудь мы сможем дезинтегрироваться, чтобы из наших останков возникли зеленоватые космические медузы?..
Интересная гипотеза, не так ли? И в то же время пугающая до мурашек по коже.
Разумеется, Кай никогда не верила в это. Тем лучше для нее, потому что эта теория очень быстро была разгромлена, когда тщательное исследование нашего генома безошибочно показало, что у нас и марпеков нет ничего общего.
Да, когда-то митохондрии могли существовать в виде автономных бактерий, но исключительно в пределах Земли. Ни о какой панспермии жизни и эволюционного ускорения других миров не может быть и речи. Наша тяга к космосу — это всего лишь проявление нашей Проклятой Склонности, и она принадлежит только нам одним.
Но я вновь отклонился от темы. К тому же весьма вероятно, что вам уже прекрасно известно все о марпеках и о причинах их столь любопытных эволюционных ускорений.
Если так, то жаль, что ты не можешь мне ничего рассказать. А особенно биологу Кай…
Дело в том, что после того как аэд Равиатар и небольшая группа исследователей наблюдали дождь из спор марпеков на Талассе Феникса, люди пришли к выводу, что эти космические медузам могли бы стать полезнейшим орудием в руках высокоразумной цивилизации.
Кстати, среди горстки исследователей находился и Ариам-Счастливчик. Поэтому можно утверждать, что судьба с самого начала связала его с марпеками.
Как он и его коллеги использовали марпеков в своей работе по терраформированию?
Очень просто. Они перелетали от одной звездной системы к другой на своих кораблях, оснащенных двигателями Хогбартса, пока не находили марпека (их было не так много, как левиафанов-молотильщиков, но и не так мало, как огромных ракушек-кончильонов), и тогда они ловили мирно покоящуюся медузу в магнитную ловушку, чтобы доставить ее к тому миру, который подлежал терраформированию.
Там они отпускали марпека на волю и начинали гнать его, «подстегивая» струями реактивных двигателей, чтобы заставить войти в атмосферу планеты и погибнуть, выпустив при этом ценные споры, ускоряющие эволюцию.
Результат? Если в терраформируемом мире уже имелись бактерии, то за одну ночь могли появиться многоклеточные — губки и книдарии. Или их аналоги.
Если подождать еще чуть-чуть, ну, скажем, пару месяцев, то можно было увидеть, как создается новая экосистема, — для пущей эффективности в нее вводилась парочка земных видов. Очевидно, что эта система будет состоять из существ, резко эволюционировавших и видоизмененных «эффектом трамплина» марпеков для адаптации к новой среде, и что общая эволюция планеты в конце концов с высокой гарантией породит благоприятную для землян природную среду… по крайней мере относящуюся к какой-либо известной геологической эпохе.
Что бывало в том случае, когда результаты терраформирования не нравились заказчикам? И что делали терраформисты, если клиенты просили более землеподобный мир? Просто-напросто нужно было отыскать другого марпека и повторить ускорение эволюции с помощью его спор, а также добавить на планету больше земных видов и так далее, и так далее…
Легко сказать, да трудно сделать: необходимо рассчитать траектории вхождения спор в атмосферу, определить, в какое время года и суток лучше всего производить «засев», сколько и каких образцов земных растений и животных внедрить в местную экосистему… Конечно, для определения всего этого выводились сложные уравнения, но не последнюю роль играли опыт и интуиция терраформиста.
Это была точная наука (биологи, осуществлявшие мониторинг каждого процесса терраформирования, неоднократно в том убеждались), но одновременно искусство.
Главное — все работало.
Разумеется, терраформисты стали злоупотреблять этим методом все больше и больше. Настолько, что были планеты, где из простейшего коацервата (или его местного аналога) за каких-нибудь два года появлялись млекопитающие.
Однако заказчики во весь голос требовали еще больше ускорить процесс. А у наблюдателей-биологов не находилось возражений против этого… Они ведь, как и терраформисты, получали приличные вознаграждения за успешную работу.
Вот тут-то и появляются на сцене семья Рослим и их планета Четырнадцатая Шангри-Ла.
Рослимы были обычными людьми: отец, мать и шестеро детей. Семейное предприятие, небольшая триба фермеров семейного типа, разбогатевшая на торговле продукцией, добываемой на открытых ими планетах. Ничего удивительного в эпоху экспансии человечества.
Эти Рослимы были гордыми собственниками десятков миров, в том числе четвертой планеты в системе Альфы Треугольника в каких-нибудь сотнях световых лет от Земли. Они наградили ее помпезным наименованием Четырнадцатая Шангри-Ла — потому что до них эта блестящая идея уже осенила тринадцать семей.
Когда третий сын Рослимов (кажется, его звали Адам, но это не важно) наткнулся на планетку, она представляла собой огромный и неглубокий океан с множеством однообразных островков. С точки зрения эволюции, отсталый мирок — здесь не было ни земных растений на скалистой суше, ни тем более животных крупнее бактерий. Но зато в ее атмосфере наличествовало достаточное содержание кислорода: океаны кишели фито- и зоопланктоном, начиная от водорослей типа диатомовых, которые осуществляли фотосинтез, и кончая питающимися ими полостными ракообразными и даже суперхищниками (для этой экосистемы) — вечно голодными плавающими червями длиной в три четверти сантиметра, находящимися в промежуточной стадии развития между земными иглокожими и нематодами.