Если бы я был учителем
Шрифт:
Уже стемнело, когда он подошёл к дому. На углу, как всегда, торчал трудный подросток Шамин с гитарой и сигаретой.
– Заработались, – глумливо сказал Шамин. – Поздненько возвращаетесь…
Саня не счёл нужным ответить.
В подъезде, на подоконнике, были горой свалены пакеты с крупой и консервные банки, рядом сидели Санины ученики: Исупов Лёшка, похожий на большого плюшевого медведя, и маленький Женька Петухов, прозванный Кукарекой.
– А мы вас ждём-ждём… – сообщил Кукарека с укоризной. – Уже всё купили.
Исупов молчал и
– Пошли, – скомандовал Саня ученикам и достал ключ. – Только тихо, на цыпочках.
Но предосторожности были напрасны: дома уже ждали.
Скрестив руки на груди, стоял в коридоре суровый мужчина и, хоть роста он был небольшого и вышел по-домашнему, в шлёпанцах, вид имел величественный.
– Добрый вечер, папа, – сказал Саня.
– Здравствуйте, Арсений Александрович, – очень поспешно проговорили Лёшка и Кукарека.
– Здравствуйте, Исупов и Петухов, – грозовым голосом отвечал Арсений Александрович. – Проходите, Александр, можно тебя на минуту?
Лёша и Кукарека юркнули в комнату классного руководителя и там вздохнули облегчённо. Арсения Александровича они боялись. И на то были причины…
– Сейчас опять ругать будут… – вздохнул Кукарека. Он свалил продукты на письменный стол и оглядел комнату.
Всё тут было знакомое, родное: вполовину собранный, огромный оранжевый рюкзак в углу, рядом со сломанным корабельным компасом, который, если постучать по нему как следует, почти точно показывает на север; стены, вместо обоев оклеенные картами с решительно прочерченными через материки и океаны маршрутами, а у двери, на гвоздике, старенькая штормовка, пахнущая лесом и костром…
Меж тем в коридоре происходил бурный разговор. Говорили вполголоса, но слышно было хорошо. Особенно если прислушаться.
– Александр! У тебя три часа назад кончились занятия! Где ты был, Александр?!
– Гулял.
– Александр! У меня нет слов!
– Арсений, оставь мальчика в покое…
– Мама, тише, услышат. Я не мальчик!
– Нормально, – успокоился Кукарека. – Елена Николаевна дома, заступится.
Он снял башмаки, полез на диван, к карте Атлантики.
– Лёш, в треугольнике опять самолёт пропал, говорят…
– Отстань…
Исупов Лёша устроился на подоконнике, рядом с горой книг, тетрадей и атласов, и уставился в небо. Там носились какие-то птицы – голуби, что ли? – отсюда было не разобрать, а Лёша смотрел на них и думал: «Как им там, в небе? Хорошо? Не страшно?» Исупов Лёша и сам летал во сне, но с некоторых пор сны эти кончались плохо: небо вдруг переставало держать, земля стремительно и страшно мчалась в лицо, Исупов кричал и будил брата Виталю… А потом они лежали в темноте и слушали, о чём говорят папа и мама в соседней комнате.
– Лёш, а говорят, это пришельцы из космоса их воруют…
– Отстань…
Кукарека отстал. Потому что наконец-то вернулся классный руководитель.
– Сильно попало? – с сочувствием спросил Кукарека.
– Сейчас чай пить будем, – сказал Саня и вздохнул.
Было ясно, что попало ему в самый раз, но распространяться на эту тему он не желает.
Нужно было идти на кухню – ставить чайник. В настоящий момент это было делом большого гражданского мужества: на кухне шёл очередной семейный совет.
Повестка дня: непутёвая жизнь Александра.
Присутствовали: Арсений Александрович – отец Александра, Елена Николаевна – мать Александра, дядя Вася и тётя Таня – близкие родственники, пришедшие в гости нарочно для того, чтобы наставить Александра на путь истинный.
Отсутствовал только сам Александр: гулял по городу. Гулял, вместо того чтобы готовиться к поступлению в аспирантуру. Гулял, вместо того чтобы прийти и выслушать, что думают о нём родители и родственники!..
Когда Саня вошёл, воцарилась осуждающая тишина.
– И вот так ежедневно! – произнёс Арсений Александрович, сына будто не замечая. – Реферат пылью оброс. После работы бродит. Читает чёрт знает что, только не то, что имеет отношение к его теме. Завтра суббота. Можете быть уверены – он с вечера уйдёт в лес и не вернётся до следующей ночи! Не знаю, как он мыслит своё поступление в аспирантуру! Не знаю, не знаю…
– Ну и ну! – дядя Вася, щурясь, оглядел с головы до ног непутёвого племянника. – Вырастили, что называется… Воспитывали, надеялись – а они в леса подались, а?! Что ты там делаешь в лесу, оболтус?
Саня взял чайник, открыл кран. «Белая лошадь – горе не моё!» – сказал он несколько раз про себя. Он дал себе слово молчать. Потому что в последнее время все его разговоры с дядей Васей кончались ссорой. А мама потом переживала.
– Как же так, Санечка, – вздохнула тётя Таня, – ведь ты уже взрослый…
– Это точно – дурная голова ногам покою не даёт! – решительно заявил дядя Вася. Он всегда говорил решительно. Будто гвозди заколачивал. – Двадцать два года мужику, а он дурью мается, по лесу бродит!
– Это моя работа! – не выдержал Саня, а дядя Вася будто этого и ждал.
– «Ра-бо-та»! – грохнул он кулаком по столу. – Видали? Работа должна быть на работе, понял меня?
– Васька, прекрати! – рассердилась Елена Николаевна. – Не смей на него кулаком стучать!
– Заступайся, заступайся! – не прекратил дядя Вася. – Распустила недоросля!
– Я – недоросль?! – взвился Саня.
– Ты-ты!
– А вы!.. – сказал Саня и задохнулся от полноты чувств, потому что надо ведь ещё было найти слова, чтоб полноту эту выразить, не расплескав. – Вы – унтер Пришибеев! Вас забором надо обнести! Вам надо не в школе работать, а овощебазой заведовать!