Если к другому уходит невеста
Шрифт:
Дед по линии отца, Алексей Юрьевич, патриарх рода Морозовых, член-корреспондент Отделения физических наук РАН, вместе со всей своей секцией ядерной физики, настолько был углублен в фундаментальные исследования, что умудрился успешно сохранить остатки здоровья. Просто потому, что фортель любимого внука остался за границами внимания почетного академика.
Бабушки у Никитоса были… одна. Прилагалась к деду Коле, звалась Евлампией Серафимовной. Всю взрослую сознательную жизнь занималась обустройством комфортного быта для супруга. Ну и, между делом, свободно переводила
Бабушка Ева — знаковый персонаж в жизни и судьбе Никиты Игоревича. Когда Ник на практике после первого курса угощал деда Колю с женой луковым супом а-ля паризьен, Евлампия Серафимовна, отведав внуково творение, помчалась в свой рабочий кабинет и вскоре появилась оттуда с огромной серебряной супницей.
Грохнув семейным раритетом перед носом потомка, грозная валькирия семейства Одинцовых изрекла:
— Научишься нормально готовить рийет, фуа-гра, буйабес и чимичангу — отдам тебе в полное владение прабабкин серебряный сервиз на двенадцать персон.
Ник приободрился. Супница, полученная за первое блюдо «как на старейшем рынке 'Чрево Парижа» окрыляла. Особенно в шестнадцать лет. Особенно за то, что делать самому было в кайф.
После первой внезапной и столь значимой для него лично победы Никитос зарылся в поваренные книги и журналы о путешествиях.
Результат был заметен уже через четыре года. Завершая свое обучение в техникуме, Ник обладал готовой боевой творческой командой, уставным капиталом в виде серебряного сервиза и компаньоном. Земля в центре города, прилагавшаяся к золотым рукам «Короля десертов» их выпуска была серьезным аргументом в беседе о планах открытия собственного ресторана.
В дальнейшем Никита Игоревич устраивал своему высокоинтеллектуальному и чересчур пафосному, на его взгляд, семейству регулярные встряски.
То, продав весь заработанный честным трудом и глубокими личными изысканиями сервиз (кроме подноса), открыл ресторан «Северный Полюс» в центре города. Три этажа, три тематических меню, круглогодичная полная загрузка. И это в двадцать три года.
Не успела родня выпить валерьянки и закусить коньячком, как в течение пяти лет открываются один за другим восемь баров линейки «Ой, мороз-мороз» на знаковых улицах города.
И вот сейчас Никите Игоревичу тридцать три.
Возраст Христа. Время перемен. Пора подумать о новых планах и стратегиях развития.
А у него в голове только Фея.
Наваждение. Болезнь. Мираж.
Больше всего Ник боится, что она и правда — мираж, морок. Яркая, невозможная мечта, приходящая к страдальцам в галлюциногенном бреду.
Три года прошло с того проклятого новогоднего корпоратива Администрации города в его «Полюсе», а он не то, что забыть её не может, он и дышит-то без Феи с трудом.
Будь проклят его перфекционизм и трудоголизм! Вот за каким дьяволом он потащился тогда в зал после банкета?
Никита
Почему Кощей Бессмертный
Просто сказочно богат?
Потому что он бездетный
И к тому же — не женат.
(А. Усачев)
Воздушная, нереальная, волшебная Фея красовалась на одной из салфеток. На не самом выигрышно расположенном столике в нише. Среди грязных тарелок, пустых салатников и оплывших свечей.
На белой салфетке. Выполненная синей шариковой ручкой. Как живая.
Трепет прозрачных крылышек, легкое платье из цветочных лепестков, изящные туфельки. И волшебная палочка в руке.
Тут-то Ник и застрял.
Малышка Фея сорвала резьбу и он, взрослый тридцатилетний мужик, шел через зал, как слепец, неся на ладони свой трофей. Белую салфетку.
Кому сказать — оборжут. Да и не поверят.
А у него перед глазами калейдоскоп женских лиц.
Вот дочь маминой подруги — подающая надежды пианистка. Скука смертная, до мажор, соль-диез, «ах, это же Бетховен, здесь понимать нужно». Чуть не умер.
Оп-па, а это папенькина протеже, юный математик. Бледная, сутулая, в очках с бифокальными линзами и старушечьем вязанном платье. Ну, с какого бока ему математика? У него, между прочим, отличный бухгалтер.
Да, а это новая матушкина попытка: племянница зав.кафедры экономических теорий. Жесть. Очень тихая, очень домашняя, вежливая и воспитанная. Готовит плов с тертой морковью и борщ с курицей. Выносите меня.
А! Эту хорошо помню! Это батя психанул. Приволок на банкет по поводу успешной защиты одного из своих аспирантов с едким комментарием:
— Раз умные и хозяйственные тебе не подходят, то вот тебе красавица!
Так себе комплимент, если честно. И барышня тоже. Не первой свежести. Третий сорт не брак. Силикон, ботокс, наращивание, солярий и все дела.
Жениться? Упаси боги! Но место хостесс в «Полюсе» он ей предложил.
И ее вполне устроило.
Много позже задолбавшиеся родственники неуловимого в брачные сети завидного холостяка предприняли мозговой штурм. Результат вот этот. Тата. Ни в коем случае не Наташа, что вы? Татавик. Черны очи, черны брови, горяча и бешена, как в песне. Ну, говорят, мечта нормальных мужиков. Только он никогда текилу не любил.
Видимо, что-то у него в творческом процессе сбилось.
Нет, Тата была хороша: и красивая — людям показать, и с мозгами — в гости к родне привезти, а про постель приличные, уважающие себя мужчины, не распространяются, но и там огонь.
Вот этот огонь предполагаемую семейную историю и сгубил.
Под натиском родственников, с одной стороны, и неистовой Татавик с другой, он решил-таки жениться. Лет двадцать семь ему было, кажется? Все чин по чину: предложение, кольцо, цветы, восторг, страстная ночь.