Если к другому уходит невеста
Шрифт:
А колодец? Колодец вообще быстро приводит в чувство и заставляет вспомнить, за что ты любишь свою миленькую маленькую квартиру в историческом центре. Жару поддает умывальник, куда поутру наливается колодезная вода из ведра, ночевавшего на печке. А потом активно и задорно ты звенишь ладонями об носик, пока вы с водой на пару не успели в сенях покрыться коркой льда.
Скромный завтрак, состоящий из каши с бутербродом и чая, задает аскетичный план на весь день.
Уборка, готовка, регулярное водоснабжение дома с помощью ведра и
Подробный анализ отношений с Максимом за последние пять лет на корню задушил тоску.
А чего страдать из-за человека, который сначала был с тобой вместе, а потом перестал. Быть вместе. И вышло вдруг, что вы просто живете рядом. У каждого свои интересы, дела, заботы, круг общения. Да, праздники проводите вдвоем, но это исключительно официальные визиты вежливости к родителям. Кому они? Только галочку поставить — дочерний и сыновний долг выполнен.
Два чужих человека под одной крышей. Неуютно. Холодно.
Ушло? Туда и дорога!
В предпоследний день отпуска я возвращалась в город полная восторженных мечтаний и надежд — как когда-то в далеком детстве. В душе царила убежденность — мне надо следовать своему внезапному плану.
Сила импровизации во всей красе.
А по этому самому плану нынче первым пунктом было — уволиться.
Вторым — достать краски с чердака.
Но я начала со второго. Спонтанно.
Мне же теперь так можно.
Все сложилось: и трезвый дежурный слесарь в ЖЭК, который открыл мне давно заржавевшую дверь на чердак, и старый ключ от нашей «сарайки» под самой крышей нашелся в старой бабушкиной шкатулке, и даже древний, как навоз мамонта, спортивный костюм для похода в это царство грязи и пыли.
Вселенная вновь подтвердила: «Правильной дорогой идешь, дочь моя!».
Когда я выбралась в затхлое царство винтажа, обломков былой роскоши и осколков семейной истории, то среди пыльных коробок и старой мебели, моего первого велосипеда и ящиков с игрушками, почувствовала себя, как будто попала на машине времени в волшебный период моего счастливого детства.
Вот они, родные волшебные «творческие сундуки». Рядом обнаружился рулон слегка пожелтевшего ватмана, упаковка бумаги для акварели, связка кисточек, батарея разнокалиберных баночек, палитры и потертый пенал с карандашами.
Чихая и смахивая с лица паутину, я перетаскала свои невероятные сокровища в квартиру, отмыла, оттерла, разложила проветриться.
Выбросила свои ветхие тяпки, то есть спортивный костюм, отмылась до скрипа и розовой кожи — отмечая свое духовное и частично физическое возрождение.
А потом…
Вечер провела в центре неожиданной россыпи сокровищ, ощущая себя счастливым Кощеем. Только девочкой.
Утро последнего отпускного дня наступило в полдень, ибо ночью, вместо того, чтобы «спать и видеть сны, быть может», как заповедовал классик, я ударилась в творческие воспоминания.
Схватив
Принесенные вдохновением, из-под карандашей появлялись Сказочные леса, полные солнечного света, цветочных полян и малинников. Специально для добрых деток и «девочек за тридцать», долгое время бывших хорошими.
Потом я вспоминала недавнее прошлое, хмурилась и мстительно создавала непролазные чащи со мхами и буреломом. Для Макса, его маменьки и друзей.
Несло меня сильно. Иногда сводило пальцы, карандаши ломались, клячка рвалась. Но остановиться я не могла.
Очнулась с поздним зимним рассветом, когда в руке треснул последний карандаш.
И пусть для профессиональных иллюстраторов это был младенческий лепет, я чувствовала себя, словно вынырнула на поверхность с километровой глубины, где обитала веками.
Дышала полной грудью. Голова кружилась от избытка кислорода и восторга, с плеч словно упал тяжкий груз долга и обязательств.
А с глаз и души с тихим шелестом осыпалась шелуха. Все эти: «так положено», «надо», «прилично», «правильно и достойно», шурша, покидали меня с каждым новым вздохом. С каждым новым взглядом вокруг. С каждой слезинкой.
Упала спать тут же, как была. Вновь чумазая, но невероятно счастливая.
Те полторы феечки, два лепрекона, драконья сокровищница с хозяином и бледная русалка, что были мной нарисованы со времен окончания института и начала трудовой деятельности, не могли полностью погасить созидательную жажду.
А сейчас меня как будто бы прорвало. Я ощущала огромное облегчение в душе и покой в сердце. Словно бы место мое всегда было здесь: среди разбросанных карандашей, смятых листов, обрывков ватмана и множества эскизов разной степени проработки.
Но я почему-то об этом забыла.
Потерялась в жизни.
А сейчас, наконец, нашлась.
Вот бы еще тушь найти. Для графики.
День мой странно начался и продолжился в том же духе.
Не успела я заявиться в родной плановый отдел и пристроиться за столом, дабы ваять заявление «по собственному», как меня затребовали срочно к самому!
Ну, к мэру.
Бросив недописанное заявление и сатирическое повествование про отменившуюся свадьбу, порысила в приемную.
Аллочка, неизменная секретарь главы города, притопывала парадными шпильками:
— Ох и долго же ты идешь, Аннушка! Ждет с утра! Давай шевелись!
Недоумевая, заглянула в святая святых.
— О, Анна Васильевна. Это вы очень, очень кстати, — Роман Борисович улыбнулся, сдвигая очки на лоб. — Проходите, побеседуем.
Не скрывая изумления, устроилась за столом для совещаний.