Если копнуть поглубже
Шрифт:
Она указала на только что отутюженные рубашку и брюки. Пиджак сидел на его (чертовой) фигуре как влитой. Если все дело во внешнем виде, то пальма первенства единогласно за ним. И он это прекрасно понимал.
— Удивительно, что ты не сбегал в парикмахерскую и не сделал маникюр, — добавила Джейн.
Гриффин прошел мимо жены и направился к лестнице.
— Ты должен мне сказать! Это все, чего я прошу.
Муж обернулся:
— Не кричи, Джейн. Уилл услышит.
— Боже! Можно подумать, ты хоть сколько-нибудь печешься об Уилле!
Грифф
— Помнишь, как недавно ночью ты рыдал на этих самых ступенях? — обратилась она к его спине. — Просил меня помочь. И я помогла. Черт возьми, очень здорово тебе помогла, сукин ты сын. А сегодня в слезах я и тоже прошу о помощи. Я хочу совсем немногого, Грифф. Будь я проклята, очень немногого: кто, где и почему?
Боковая дверь затворилась. И это был конец. Пустота.
Джейн услышала, как заработал мотор машины, и оперлась о перила.
Из кухни показалась Мерси. Она все слышала, но притворилась, что была с Уиллом на застекленной террасе при закрытой двери.
— Гриффин уезжает? — спросила она.
— Да, — ответила Джейн помертвевшим голосом.
— Хотите, что-нибудь по-быстрому сготовлю? — предложила Мерси, возвращаясь на кухню. Она не хотела видеть того, что отразилось у Джейн на лице, — боялась очевидного.
— Нет, — отказалась Джейн ей вслед. — Лучше отведу всех нас в «Бентли». Мне хочется выбраться из дома. А «Бентли» — единственное место, которое нам нравится и которое сегодня открыто.
— Я — «за», — отозвалась Мерси. — Мы целый час сражались с Уиллом в кубики с буквами, составляли слова. Он, естественно, выиграл. Чувствую себя полной дурой.
— Не надо дуреть, Мерси, иначе мир рухнет. Только вы и держите нас всех вместе.
Мерси чувствовала, что у Джейн к глазам подступают слезы, и понимала: как бы ни были они оправданны, Уилл не должен видеть мать в таком состоянии — во всяком случае, не теперь. Он и так уже спрашивал, что неладно с его папой — почему он так часто уходит из дома. Мальчик слышал спор на лестнице. А потом Гриффин прошел через кухню, видел сына на террасе и ничего не сказал. Только хлопнул дверью.
— Пойду возьму свитер, — ответила она. — Мы можем поехать на моей машине.
Джейн допила вино и поставила стакан в посудомоечную машину.
— Кто хочет бентлибургер? — Она старалась, чтобы ее голос звучал как обычно. В дверях стоял Уилл. Он немного помолчал, а затем спросил:
— Можно, Редди тоже поедет с нами?
— Нет, милый, к сожалению, нельзя. Туда собак не пускают. Но не расстраивайся: обещаю, с ним будет все в порядке.
Мерси вела машину, и они всю дорогу напевали считавшийся исконно стратфордским мотивчик:
Я работал на железке день-деньской — Ой-ой-ой! Чтобы жизнь скоротать, Пока не время умирать!Но Джейн понимала: жизнь нельзя скоротать — ее необходимо прожить. Отмотать, как в тюрьме. И теперь она мотала срок в захиревшем браке, который сам оказался вроде застенка. Но кто из них тюремщик: она или Грифф, Джейн не понимала. Ключи, если они и хранились у нее, были давно потеряны.
Без пятнадцати девять тем летним июльским вечером машина Мерси скользнула на стоянку у «Бентли», и тут же через город пронесся товарняк на Виндзор, да с таким грохотом, словно опаздывал, а не летел раньше графика.
Они шли по дорожке и молчали. Первым порог «Бентли» переступил Уилл. За ним Мерси. А Джейн задержалась на улице. Шум уносящегося вдаль поезда поселился в ее душе, и она понимала: ей весь вечер не избавиться от этого отзвука.
Понедельник, 13 июля 1998 г.
Кондиционеры в зале ресторана отеля «Пайнвуд» старались вовсю, превозмогая удушающую жару, которая не отпускала даже вечером.
Помещение в эдвардианском стиле когда-то служило гостиной — невероятных размеров, с темными панелями, с каминами по всем сторонам между рядами перемежающихся балконных дверей и окон.
Но затем, после того как в начале пятидесятых годов поместье превратилось в отель, большинство панелей переместили в нынешнюю библиотеку, а стены отделали грубым гипсом и украсили моделями костюмов из стратфордских постановок.
На столах белели скатерти, а каминные доски пестрели резными фигурками эскимосской работы разной величины и веса. Все они изображали представителей северной фауны: волков, моржей, зайцев, лисиц и сов. Коллекция была поистине бесценной: в 70-х годах ее подарил «Пайнвуду» один американский коллекционер, который решил, и надо думать, небезосновательно, что здесь ее увидят и оценят больше людей, чем в захудалой галерее в Пенсильвании, где она хранилась прежде.
— Все очень цивилизованно, — заметил Джонатан, сидя тем вечером напротив Гриффа за столиком, несколько удаленным от остальных — почти в самом углу.
— Да, — согласился его гость.
— И еда превосходна. Я подумал, мы могли бы разделить «Шатобриан» [25] , если бы согласились по поводу того, как его следует готовить.
— Средней прожаренности и не слишком много крови.
— Отлично. Именно то, что мне нравится.
Они выпили по «Гибсону». Джонатан знал пристрастие Гриффина к джину.
25
Бифштекс из говядины.
— Здешний бармен — настоящий специалист. Знает в коктейлях толк. Всегда на высоте.
— Да.
На Джонатане был легкий летний костюм и голубая в белую полоску рубашка с расстегнутым воротом. Он справедливо предвидел, что Гриффин придет без галстука, и не захотел ставить его в неловкое положение.
— Ты выглядишь превосходно, — начал он, словно это была обязательная преамбула ко всему остальному.
— Спасибо.
— М-м-м… скажи-ка мне, что у тебя на уме.
— Вы пригласили меня, Джонатан. Поэтому я здесь.