Если копнуть поглубже
Шрифт:
Достоверно одно: там, внизу — не рай.
И тем не менее карьер Сент-Мерис был любимым местом Уилла.
— Что бы ты хотел съесть? — спросила сына Джейн.
— Сэндвичи с копченой говядиной, — ответил Уилл.
Они закончили трапезу и грелись на траве под солнцем. Неподалеку находились столики, но Уилл предпочел траву. Только слабаки сидят за столами.
— Мы раньше часто устраивали пикники.
— Да.
— Мама?
— Что?
— Ты только мне не ври. Папа вернется?
Джейн посмотрела на воду и стряхнула муравья с левого колена.
— Не знаю, — а что еще можно ответить? — Но думаю, что да. И… — Она помедлила. — Я правда верю, что он вернется.
Уилл потер пальцы одной ноги о пальцы другой. Ему следовало бы постричь ногти, но Джейн так и не научила его это делать.
— А если нет, то как нам быть?
— В каком смысле?
— У нас есть деньги?
Джейн коснулась ладонью лба сына и откинула ему волосы с глаз.
— Дорогой, у нас всегда будут деньги: во-первых, мое наследство. И еще — я хочу, чтобы ты это усвоил — у меня есть работа, я каждый день зарабатываю деньги. Так же, как папа.
Уилл отвел взгляд.
— А где мы будем жить?
— Там же, где и теперь. Почему бы и нет?
— Но без папы… Может, придется переехать…
А у меня друзья. Третий класс. Моя ворона. Кто ее станет кормить?
Джейн взяла сына за руку.
— Ты, — сказала она.
— Обещаешь?
— Да. Твердо.
Уилл выдернул руку и вскочил:
— Теперь я знаю, что ты врешь. Всегда обещаешь и никогда не выполняешь.
Ну что тут ответить?
После этого они почти не разговаривали.
Наконец Джейн решила, что пора собираться домой. И велела сыну подобрать разбросанный мусор, положить в пакет из-под сэндвичей и отнести в бачок рядом со столами для пикников. А сама принялась укладывать вещи в рюкзак.
О рисунке семейного пикника она не упомянула. Джейн надеялась, что ее предложение устроить пикник подтолкнет сына к откровенности и он сам все расскажет.
Но…
Не получилось.
Они даже плавали молча — тишину нарушал только смех других семейств, пришедших охладиться в воде карьера.
Джейн заткнула пробкой бутылку вина и глянула в сторону столиков: нашел ли сын бачок для неперерабатываемых отходов?
Но Уилла нигде не было видно.
Она встала.
У столов его точно нет.
Обвела глазами сидящих там и сям на траве людей.
— Уилл!
Никто не откликнулся на ее крик.
Взгляд уперся в воду.
Господи!
Джейн подбежала к берегу и оглядела торчащие над водой головы.
Боже!
— Уилл!
Ей никто не ответил.
В этом месте стены карьера уходили отвесно вниз. Джейн прыгнула в воду.
— Уилл!
Тишина.
Она поплыла вперед. Нырнула, пытаясь рассмотреть, что там, на глубине.
Бездонная пропасть.
Она вынырнула и повернула обратно.
Помогите! Мне нужна помощь! Скорее! Кто-нибудь!
Уилл стоял на краю карьера.
Они посмотрели друг на друга.
И, обменявшись взглядами с сыном, Джейн догадалась: он решил ее напугать. Как Том Сойер:
Пусть все они обо мне поплачут, а я явлюсь на свои собственные похороны.
Выбравшись на берег, она решила не обсуждать эту тему.
— Мне стало жарко, — только и сказала она — словно от нее требовалось какое-то оправдание.
— Ясно.
— Да, мне стало жарко. Иди к машине.
Вечером, когда Джейн пришла поцеловать его на ночь, Уилл сказал:
— Спасибо, мама.
— За что? — спросила она. Но оба все понимали. Когда Джейн вышла из воды, выражение лица выдало ее. Я думала, ты утонул. Это не было произнесено. Только написано на ее лице.
Воскресенье, 16 августа 1998 г.
Дом Люка на Маккензи-стрит в семь часов вечера был освещен довольно ярко. Из сыров Мерси выбрала «Стилтон». Проблема заключалась только в том, что от него несло до самых небес, с чем она пыталась бороться, завернув сыр в коричневый пластиковый пакет, который берегла для подарков.
Мерси была в платье из пестрого хлопка — желтые и голубые цветы на белом фоне. Рукава длинные и свободные, ворот с фестонами. Она надела также искусственный жемчуг и вымыла голову.
Машину она припарковала на дорожке и вернулась к передней двери. На затянутой сеткой веранде стояли стулья, плетеная кушетка и несколько старых столов.
И еще там был горшок с трепещущим цикламеном. Красным.
А он что-то планирует, подумала Мерси. Хочет показать, что культурный.
Она позвонила снаружи, хотя вполне могла бы прямо пройти в дом.
Люк вышел на веранду в белой рубашке, заправленной в безукоризненного покроя джинсы.
— Вот и славно. Добро пожаловать, — сказал он. И открыл перед ней дверь.
Сначала они сидели на веранде — пили вино и пиво и обменивались обычными любезностями. Никак не удавалось расслабиться — оба нервничали из-за нового поворота в их отношениях. Они уже спали вместе, но ни разу не сидели вместе за столом — в официальном смысле. Оба чувствовали неловкость, словно их дружба только зарождалась, а не была в самом разгаре.
— Спасибо за сыр.
— Надеюсь, ты такой любишь?
— Да. — Люк помолчал и добавил: — Очень. Обожаю датский голубой с плесенью.