Если копнуть поглубже
Шрифт:
Фабиан молчал.
— Вы хотите убедить меня, что это нормально? Что это одно из условий удовлетворения амбиций? Так считает Клэр. «Не забывай, кто такой Грифф, — сказала она. — И к чему стремится».
— И в каком-то смысле она права. Совершенно права.
Джейн потерла ладонь о ладонь, сделав вид, будто аплодирует.
— Именно. В самую точку. Вот тебе мой зад и дай мне мои роли! А почему бы и нет? На жену, на семью, на ребенка — на все наплевать. Тьфу! Зато мои роли при мне — я их добыл!
— В самом деле? Добыл?
— Да. Обе.
— Понятно.
— Что понятно?
— А вы?
— Что значит «вы»?
— Это вопрос о ваших желаниях и мотивах. Неужели вы никогда не хотели чего-нибудь так сильно, что готовы были на все?
Джейн подозрительно покосилась на врача.
— Похоже, вы нервничаете? Не желаете отвечать? Напомнить вам о том молодом человеке? Который работает в компании «Белл»?
— Не надо.
— Понятно.
— Понятно… — Джейн смотрела на Фабиана. Он улыбался. — Понятно… Понятно… Понятно… — Пожатие плечами — и снова пожатие плечами. — Вот так устроен мир…
— Так устроен мир, в котором вы выбрали место для себя. И множество других миров. Вы полагаете, Ивана Трамп в самом деле любила Дональда? Или Дональд любил ее? Ничего подобного. Однако они получили то, что хотели: он — красивую женщину; она — деньги.
— Но театр на самом деле не такой.
— Совершенно согласен. Только и в театре есть такие люди. Становятся такими, когда им это надо.
Джейн вздохнула.
Реальность оказалась сильнее ее — в каком-то смысле. Но в то же время, не зная почему, она чувствовала себя умиротворенной.
— Вы получили от своего молодого человека то, что хотели?
Джейн помолчала, а потом ответила:
— Да.
Только, пожалуйста, не говорите «Понятно».
Несколько мгновений Фабиан не нарушал молчания.
— Как Уилл? — наконец спросил он.
Джейн посмотрела ему в глаза:
— Уилл?
— Ну да, Уилл. Как он?
Джейн отвела взгляд.
— Вы умный человек, Конрад.
— Допустим. Но каков ответ?
— Я его теряю.
— Тогда верните его.
— Но как?
— Показав, что вы с ним. С ним, Джейн. С ним. А не в винном тумане и не погружаетесь в совсем не идущую вам жалость к себе. Встряхнитесь! Возьмите себя в руки. Дайте ему понять, что вы — это по-прежнему вы.
Джейн затушила недокуренную сигарету:
— И вы полагаете, он вернется?
— Который из них?
Джейн снова сдержанно улыбнулась.
Ах ты, сукин сын. Но умный сукин сын.
— И тот и другой. Оба.
— Да.
— Откуда вы знаете?
Доктор Фабиан улыбнулся своей странной, заговорщической улыбкой, разомкнул пальцы и наклонился вперед.
— Потому что я тоже надевал голубое платье. И знаю, наступает такое время, когда хочется его сбросить. На самом деле, просто необходимо сбросить, чтобы продолжать жить. И когда такое случится, вы будете с Гриффом вместе. И Уилл с вами.
Среда, 12 августа 1998 г.
В воскресенье вечером, расставшись с Джейн, Милош пошел на автостоянку у Театра Тома Паттерсона забрать свой фургон, но полчаса просто так просидел за рулем и в полной тишине выкурил две сигареты — никакого радио, никаких кассет.
А потом вернулся домой. Агнешка ничего не сказала ему, только «Привет» и не обернулась от плиты, на которой тушила голубцы. За ужином они тоже не разговаривали. Антон лежал рядом в стоявшей на полу колыбельке. Он спал — как почти все время теперь.
После еды Милош взял ребенка на руки и прижал к плечу — от мальчика странно попахивало. И не потому, что он испачкал пеленку. Так пахнет от умирающих, которые лежат и ждут конца. Почти что благостный запах — возродившегося естества — когда всевозможные ароматы присыпок и благовоний повседневной жизни сменяются духом самой жизни. Плоть и только плоть. Ничего более.
— Он хоть просыпается? — спросил Милош.
— Мало, — ответила Агнешка, по-прежнему не глядя на мужа. Теперь все больше и больше казалось, что она разговаривала с кем-то за его спиной, или стоявшим в стороне, или только с собой. Она убрала со стола грязные тарелки, вилки и ложки и сложила в раковину — в такую горячую воду, что обожгло пальцы.
Милош опустил сына в колыбельку и поднялся наверх.
В понедельник он вернулся на работу.
О своих проблемах не распространялся.
Не было такого человека, с кем бы он мог поговорить: никто бы не понял. К тому же единственный совет, в котором он нуждался, был ему недоступен — совет врача.
И Агнешка тоже сникла: ушла первоначальная паника по поводу здоровья Антона, но ушли и надежды, что Бог вмешается и все исправит. Она считала себя подвижницей, хотя в истинном смысле таковой не была. Вдохновенно родила и мечтала об одном — быть женой и матерью. И не желала для себя ничего другого. Все ее устремления сводились к тому, чтобы достигнуть положения «независимой» дамы, и это ей давал брак с Милошем. Она стала замужней женщиной. В традиционном понимании своей культуры и религии обрела судьбу. Но слабо воспринимала действительность и ее последствия. Не то чтобы не хватало разумения — вовсе нет. Просто она заключила с действительностью соглашение: если ей гарантированы надежность и уверенность, она станет подчиняться правилам.
И теперь расплачивалась за это соглашение в ситуации, которую едва ли могла оценить. В Польше, где сторонников секты Свидетелей Иеговы презирали и преследовали, родители обещали, что в другом месте жизнь пойдет по-иному.
Но этого не произошло.
Враг просто принял новую личину — вот и все. Раньше он представал в образе человеческого невежества и подлости духа, а теперь стал безликой природой, которой наплевать на людские чувства и собственные ошибки в подборе генов.
Вряд ли Агнешка была способна все это выразить словами, но она это чувствовала, переживая — или пытаясь пережить — то, что происходило с ней, ее ребенком и Милошем, все больше и больше отдалявшемся от нее.