Если копнуть поглубже
Шрифт:
— Ора Ли, дорогая, я вижу здесь не изучение натуры. Это — любовные послания.
Джейн по-прежнему смотрела в сторону.
— Они хороши?
— Да.
— И означает ли это, что передо мной открывается совершенно новая карьера: фотографирование голых мужиков? О, пардон, мужских ню?
— Нет. Но, возможно, перед тобой открывается совершенно новый способ видения.
— Неужели?
— Точно.
Джейн откинулась на спинку стула.
— Могу я тебе кое-что сказать? — спросила Элли.
— Разумеется.
— Все то время, пока ты думала, будто снимаешь его задницу, его плечи, его член, ты снимала его. На этих снимках не просто раздетый парень. Здесь личность. Цельная, но не связанная со всеми нами. Неземная. Может быть, даже ангел.
— Как ни странно, я все время мысленно называла его «мужчина-ангел». Только ангелы не раздеваются перед дамами.
— А этот разделся.
Джейн промолчала. И выпила.
— Почему ты на них не смотришь? — поинтересовалась Элли.
— Я их боюсь, — призналась Джейн. — Наверное.
— Взгляни вот на этот. — Элли протянула ей один из снимков. Но Джейн только покосилась на фотографию. — Бери, бери. — Элли помахала снимком в воздухе. — Держи и рассматривай.
Джейн поставила шарообразный фужер на стол и взяла у Элли снимок.
— Что это, по-твоему?
Джейн не ответила.
— Это Ора Ли, дорогуша. Это ты: ты, какой сама себя никогда не видишь.
Одно лицо, глаза смотрят вверх, губы чуть-чуть раздвинуты в улыбке.
Она была красива.
В самом деле. Но не только. Она выглядела потерянной.
Элли взяла ее за руку:
— Никто из нас не способен видеть себя. Мы можем видеть только друг друга.
Джейн прикусила губу, отложила снимок и посмотрела на Элли со слезами на глазах.
— Он даже не фотограф. Просто щелкнул, и все.
— В нужный момент. Он тебя поймал. В этом суть фотографирования. Ловить людей, когда они того не сознают. Даже стул, стол и лампа понимают, если кто-нибудь садится, дует пиво или щелкает выключателем. Но секрет видения — настоящего видения — это когда стул только что освободили, стакан опустошили, грязные приборы положили на тарелку и свет выключили…
— Как в тот раз, с Орсоном Уэллесом?
— Да, как в тот раз, с Орсоном Уэллесом. — Элли взяла фотографию Джейн. — Я колебалась, отдавать тебе ее или нет. Решила: неподходящий момент. Может быть, потом, когда ты станешь достаточно старой.
— Достаточно старой? — изумилась Джейн.
Элли улыбнулась:
— Я не собираюсь ничего объяснять. Никогда не извиняться и ничего не объяснять. Кредо каждого художника. Ты только вдумайся: эта фотография разбила мне сердце и в то же время вылечила меня. Я расплакалась, когда твое лицо стало возникать в проявителе, но когда процесс завершился, мне хотелось смеяться. Это ты, Ора Ли. И пора тебе это знать.
Элли не отличалась привлекательностью. У нее был другой сорт красоты. Честность. Подавать она умела только свои фотографии, но не себя. Всегда носила волосы не той длины: или слишком длинные, или слишком короткие, одевалась не в те тона, вероятно, потому, что, как многие фотографы, видела мир черно-белым. А на ноги нацепляла то, что сама именовала обувью Греты Гарбо — грубые башмаки слишком большого размера.
Джейн подняла глаза, положила свой снимок поверх других, перетасовала с остальными, словно колоду карт, и опустила в конверт. Но все время продолжала смотреть на Элли.
— Знаешь, есть такая книжка о жестоком обращении с детьми — называется «Наш маленький секрет». Так вот, это будет нашим маленьким секретом.
— Ясно.
— Я их внимательно посмотрю, когда буду одна.
— Наверное, разумно.
— Ты в курсе, что Грифф от меня ушел?
— Конечно. Это всем известно. Он постарался.
— Неужели?
— Еще бы…
— А где он сейчас?
— Ты что, не знаешь?
— Иначе бы не спрашивала.
Элли отвела глаза. И солгала:
— Понятия не имею, где он сейчас. Не мое это дело. И, честно говоря, мне все равно.
Но ей было далеко не все равно. Уже потому, что это касалось Джейн. Такова была основа их дружбы — да и любой дружбы Элли. Она не испытала романтической любви. Любовь ей заменяли люди. Если она их ценила. В своем отношении она почти не делала разницы между тем, что ее привлекало: между мужчинами, женщинами, детьми, собаками, кошками и совсем иным — пейзажами, ангелами, дневным и лунным светом, тьмой. Все это дары, когда умеешь их принять.
Джейн открыла сумку, положила в нее фотографии и достала кошелек:
— Я расплачусь наличными, Эл, — не хочу никаких записей.
— Ты что, свихнулась?
— Надеюсь, что нет.
— Ора Ли, дорогая… Я не возьму ни пенни. Мне нужно только знать, как с ним связаться.
— А вот этого я тебе сказать не могу.
— Не можешь или не хочешь?
— Не могу. Это не его профессия. Он этим не занимается — не зарабатывает на жизнь. И я просто не могу тебе сказать.
— О’кей, — улыбнулась Элли. — Тогда обещай мне одну вещь.
— Постараюсь.
— Когда в следующий раз влюбишься и позаимствуешь аппарат, возвращайся более счастливой.
— Решено. Если такое случится.
— Обязательно случится. Я даже знаю, как его зовут.
— Неужели?
— Да. — Элли поднялась со стула. — Его инициалы Г. К. Он вернется. Верь в это. Я верю.
Через полчаса Джейн сидела в парке на самой уединенной скамейке, вдали от дорожки.
Она достала из сумки конверт, но еще не открыла.
9 августа. За один месяц весь ее мир рухнул. Она могла бы поверить, что такое может произойти за год. Но чтобы за месяц…