Если копнуть поглубже
Шрифт:
Люк это ощутил, как только вошел в дом на Маккензи-стрит, оставив свой фургон на подъездной дорожке. Странно. Вообще-то он собирался поехать с работы прямиком к Мерси, но передумал, решив сначала принять душ, переодеться и выпить пива.
Единственной «ненормальностью» было то, что потух фонарь над боковой дверью — либо перегорел, либо его кто-то выключил. Люк зажег старую настольную лампу у двери на кухню и попытался вспомнить, когда менял в фонаре лампочку. То ли месяц назад, то ли два — он был не уверен.
В задумчивости подошел к холодильнику и достал «Слиман».
Почему бы не щелкнуть выключателем и не выяснить, в чем тут дело? Но он сам прекрасно знал ответ на собственный вопрос. Если свет выключили, значит, в доме есть кто-то, кроме него. А Люк еще не был готов к тому, чтобы принять это. Рад был прикинуться, будто ни о чем не догадывается. Может, пронесет.
Отчего мы всегда пытаемся разыграть безразличие, когда чувствуем, что за нами наблюдают из темноты?
Люк достал из кармана сигареты и зажигалку, бросил джинсовую куртку на спинку стула и сел там, где никто не мог бы оказаться у него за спиной.
Иногда, вернувшись домой, он включал радио. Но не сегодня — сегодня он хотел улавливать любой необычный звук.
Почему воры никогда не пукают?
Потому что они не едят бобов.
Четвертый класс, Ленни Грэгсон — кавычки открываются, кавычки закрываются.
Люк невольно улыбнулся.
Жаль, что у меня нет собаки.
Нет. Больше никогда в жизни не заведу. Это решение было принято после того, как Дэнни попал прямо перед домом под колеса грузовика. Ни за что.
Никогда.
Люк отхлебнул из бутылки и закурил.
А что, если кому-нибудь позвонить… Например Мерси.
Он посмотрел на телефонный аппарат в другом конце комнаты. И тот, казалось, ответил ему нетерпеливым взглядом: «воспользуйся мной — мне наскучило безделье».
Нет. Плохая мысль. Нечего еще кого-то впутывать в это.
Телефон поник и недовольно надулся.
Люк стал прикидывать, что сейчас делает Мерси.
И бессознательно посмотрел на часы: без восемнадцати восемь.
Наверное, стоит у плиты и готовит ужин для Джейн и Уилла, если они не собрались в «Паццо». Стоит у плиты, режет лук или укладывает последнюю деталь в пазле Уилла: он дарит ей это право, как мужчина — любимой женщине бриллиант, если, конечно, у мужчины имеется бриллиант.
Что-то упало на пол — в доме, а может, в воображении.
Зажги больше света. Веди себя естественно. Никогда не позволяй врагу заметить твой страх.
А вдруг это дядя Джесс…
По-твоему, он не враг?
Люк встал. Еще две лампочки на кухне. В заднем коридоре.
На лестнице.
Он принялся мурлыкать себе под нос:
Путь далекий до Типперери… Путь далекий домой…«Типперери» было старинным семейным прозвищем сортира.
По дороге он завернул в комнату, которой пользовался как кабинетом. Зажег медную лампу под зеленым абажуром и, не открывая, запер дверцу шкафа.
Если кто-то засел внутри, потребуется топор, что бы оттуда выбраться. Но там такая теснотища: ложкой не замахнешься — не то что топором…
В столовой никого. Только двенадцать пустующих стульев и гниющие яблоки на блюде.
В гостиной тоже.
И на лестнице.
Люк подергал ручку — передняя дверь заперта.
Теперь на верхнюю площадку. Выключатель коридора второго этажа.
Пусто.
Люк заглянул во все спальни и в каждой зажег свет.
Всего-то и оставалось: маленькая ванная с туалетом и некогда родительская, а теперь его большая ванная и спальня.
Люк осмотрел бельевую кладовую — ничего, кроме белья. Почти разочарование.
Напряжение давило на спину, плечи, колени.
Он потянулся рукой к выключателю на стене своей спальни.
Но свет не вспыхнул.
По-прежнему царила темнота.
Кто-то его ждал.
— Я вывернул лампочки, — раздался голос. — Я вижу тебя, но не хочу, чтобы ты на меня смотрел.
— Почему?
— Не слишком приятное зрелище.
— Ты ранен?
— Вроде того.
— «Вроде того» — не причина, чтобы мне на тебя не смотреть.
— Ну… может, больше, чем «вроде того»… Не хочу, чтобы ты меня видел, и все. Меня пометили.
— Господи! Ты хочешь сказать, тебя порезали?
— Да. Лицо. Так у них принято.
— Тебе больно?
— А разве нам всем не больно?
— Перестань хорохориться — скажи правду.
— Конечно, больно, мудак! Ты что, думаешь, когда режут, не больно?
— Вызвать врача?
— Только попробуй — и ты покойник! Мертвец!
Люк понимал, что так оно и будет: Джесс никогда не грозил зря, и в его заднем кармане всегда лежал нож с выкидным лезвием.
— Послушай, позволь мне тебе помочь. Как-нибудь. Не дури. Разреши хоть что-нибудь сделать.
— Нет, малыш. Я уже промыл порез. Просто не хочу, чтобы ты меня видел.