Если копнуть поглубже
Шрифт:
Среда, 5 августа 1998 г.
Они договорились встретиться у реки.
Подъезжая на «субару», Джейн заметила, что Милош поставил фургон компании «Белл» на площадке Театра Тома Паттерсона.
Тоже не хочет все это афишировать… Конечно, да и не может, как и я…
— Привет.
— Привет.
На нем были те же самые выцветшие почти до белизны джинсы — разодранные на обеих коленках и на одном бедре.
— Как жизнь?
— Нормально. А у вас?
— Замечательно.
Он забрался на сиденье рядом с ней.
Джейн почувствовала запах мыла, с которым Милош принимал ванну или душ. Запах шампуня, которым мыл волосы. Запах порошка, в котором стирали его рубашку. Дыхание — смесь корицы и сигарет. И запах от рук, видимо, недавно державших тост.
Джейн тронулась с места и свернула на юг по Эри-стрит.
— Куда мы едем? — спросил Милош, опуская стекло.
— За город.
— В деревню?
— Почти.
— Нас никто не увидит?
— Нет. Это уединенное место. Заброшенная ферма.
— О!
Джейн покосилась на него.
— Вы как будто нервничаете?
— Просто не хочется, чтобы узнала жена.
— Не узнает.
Город остался позади, и взгляду предстал сельский пейзаж: пастбища, на которых пасся скот, поля с зерновыми в человеческий рост, живописные луга, где проводили второй за лето покос. Тракторы, косилки и даже мужчины с вилами, грузившие сено на конные повозки.
— Здесь очень много людей, — заметил Милош.
— Поверь, там, куда мы едем, никого нет, — улыбнулась Джейн. — Расскажи мне о себе.
— Я поляк.
— Об этом я догадалась.
Милош посмотрел на нее с подозрением, словно засомневавшись, не сделал ли ошибки, сказав ей о своей национальности.
— По имени, — снова улыбнулась Джейн. — Такое имя вряд ли могло бы принадлежать итальянцу.
— Да уж… — Он тоже наконец ухмыльнулся. — Имя чисто польское.
— У тебя есть дети?
— Сын.
— И у меня тоже.
— Понятно.
— Сколько ему… твоему сыну?
— Около шести недель.
— А моему — семь. Лет.
— О!
— Да, да. Я старше.
— Заведете еще?
— Хотела бы. Но не знаю. А ты?
— Думаю, что нет.
— Нет? А почему?
— Мой мальчик нездоров. Жена не… Судя по всему, он не поправится. Жена очень несчастна. Наверное, она больше не захочет иметь детей. Я беспокоюсь. Может, мне не следовало это говорить. Мы еще плохо друг друга знаем. Но он болеет. И я беспокоюсь.
— Сочувствую.
Некоторое время они ехали молча.
— Что говорят врачи? — наконец спросила Джейн.
Милош отвернулся.
— Трудная ситуация, — ответил он.
— Понятно.
— Моя жена не любит врачей — медицину — больницы. Она очень расстроена.
Джейн вспомнила, что рассказывала ей Мерси. — А разве ты не можешь сам отвезти его в больницу?
— Нет.
Они проехали еще одно поле, где убирали урожай.
И следующие десять минут ни один из них не произнес ни слова. Пока Джейн не нарушила молчание:
— Здесь мы повернем.
От шоссе отходила боковая дорога, но въезд на нее почти совершенно скрывали деревья и кустарники. На углу среди самбука и боярышника сохранились развалины известняковой стены.
Господи, подумала она, мы говорим о наших детях. Как я могу?
То ли три, то ли четыре года назад — точно она не помнила — Джейн начала заниматься в классе пожилого местного художника Джей Ти Уатерби, которого сейчас уже не было в живых. И вместе с другими учениками выезжала с ним на пленэр. Один случай ей запомнился особенно: требовалось нарисовать какое-нибудь старое, заброшенное здание, которое сначала предстояло найти, — дом, амбар, сарай, пусть даже туалет во дворе.
У них было три машины: два фургона и «субару». Все ученики так или иначе работали художниками — в торговле, в архитектуре, журнальными оформителями, дизайнерами или, как Джейн, декораторами. Джей Ти был превосходным педагогом, и заниматься у него, особенно если человек уже являлся профессионалом, считалось большой привилегией.
— На этот раз я собираюсь вывезти вас за город, — заявил он, пока они перед отправлением в путь подкреплялись вином и сэндвичами. — Не хочу демонстрировать вам старые муниципальные дома и общественные здания. Намереваюсь присмотреться к текстуре развалин.
Текстура развалин. Это словосочетание Джейн с тех пор не забывала.
— А когда дело дойдет до людей, когда мы обратимся к живым существам, я попрошу вас сосредоточиться на том же. Не на красоте юности, а на красоте старости. Нашим моделям будет за шестьдесят пять. Я нашел мужчину и женщину — супругов, — которые называют себя «натуристами». Иными словами, нудистов. Им восемьдесят четыре и восемьдесят пять.
Джейн вспоминала о них с теплотой. Они позировали сидя, держась за руки.
— Но сегодня наш объект — красота видавшего виды дерева и кирпича, красота известняка покосившихся амбаров и разваливающихся домов. Брошенных комнат и гниющих балок. Я не собираюсь вам указывать, что рисовать. Вы прекрасно знаете: я никогда так не поступаю. Пусть предмет сам привлечет ваше внимание — и никаких объяснений, никаких словесных интерпретаций. Только вы, ваше зрение, перья и карандаши.
Они приехали туда, куда Джейн везла теперь Милоша — к заброшенному дому, пустому амбару, заросшим дорожкам и запущенному саду.