Если луна принесет мне удачу
Шрифт:
Среди разорванных облаков появляется солнечный луч, как вестник надежды, обещание спокойного заката.
Это заходящее солнце, неожиданное и внезапное, после грозы, застало наших друзей в молчании. Бедняжки, они уже не знают, что им делать, потому что роман окончен.
Итак, читатели, войдемте в зал, чтобы рассмотреть их поодиночке: в первый и последний раз.
Автор хочет оказать вам любезность. Вы увидите их на мгновение такими, какие они есть в жизни, теперь, когда они стали для нас чужими. О, не ждите чего-нибудь особенного, вы увидите их лишь мельком, среди безликой толпы, когда они ничего не будут делать; к еще большему сожалению, вам придется удовольствоваться наблюдением их со спины, потому что они смотрят на закат. Хотя кто сказал,
Спины тоже имеют свое значение, и немалое, по сравнению с лицом, как имеют значение ноги по сравнению с руками.
Руки – странные маленькие самостоятельные животные, которые живут в соединении с нашим телом. Часто они устраиваются в наших карманах. Иногда наведываются в чужие. У них свой ограниченный ум и своя выразительность.
Они веселы или печальны, ласковы или холодны, робки или полны угрозы, наглы или неловки; они говорят «прощай», беседуют, падают духом и удивляются. Они, бывает, и лгут.
Они многое умеют из того, чего не умеем мы (завязывают шнурки, галстук, застегивают пуговицы и так далее). Поэтому их справедливо очень ценят: в наших поступках они играют большую роль, роль первостепенных персонажей и занимают лучшие места.
Но и у ног есть свои достоинства: кроме спорта и танцев, они применяются в любви (касание под столом), в гневе (пинки), в опасности (бегство), в нетерпении (топанье), в условностях гражданского быта (Автор вспоминает одну старуху, которая часто говорила неуместные фразы, когда за столом сидели гости; зять давал ей легкого пинка под столом, а старуха вопила: «Чего ты меня пинаешь? Я сказала что-то непотребное?») И, наконец, ноги являются скромными героями дороги. И все же – какая разница с руками! Будучи поставленными на тяжелую работу, они всегда находятся в подчиненном положении, с ними обращаются хуже, чем с рабами. При встрече руки пожимают, они участвуют в разговоре, в то время как ноги стоят на мостовой, чужие даже друг другу, в ожидании окончания разговора. Когда идет дождь, они шлепают по лужам, зажатые в заляпанные грязью туфли. Когда мы обедаем, и руки лежат на салфетке, залитые светом, среди сверкающих предметов, ноги, как собаки, остаются под столом. Когда мы играем на фортепиано, все хвалят руки, но никто не скажет доброго слова в адрес невидимой и умной работы ног. Даже когда вечером мы ложимся спать, ноги лежат в изножье.
И никогда мы не кладем их, как руки, на сервированный стол, или на подоконник, либо на парапет театральной ложи.
Такое же предпочтение отдается лицу в сравнению со спиной, хотя лицо и бывает порядочно виновато перед нами. Случаются дни, когда проходишь мимо зеркальной витрины, и все там в порядке, но бывают и дни, когда все кошмарно: голова или непомерно огромная, или слишком маленькая и косо сидит на плечах; либо она слишком выдвинута вперед, либо задвинута назад, как будто ее плохо привинтили. Единственные зеркала, в которых мы смотримся хоть сколько-нибудь прилично, – те, в которые мы обычно и смотримся. Другие таят для нас какие-нибудь сюрпризы.
А вот что нас всегда разочаровывает – так это наш вид со спины, если сочетание зеркал позволит нам его узреть. Мы не привыкли смотреть на себя со спины, мы все время оказываемся меньше ростом, чем думали, особенно мала голова, которую мы с трудом признаем за свою. Из этого следует, что другие знают нас лучше, чем мы сами. И это естественно: можно стать миллиардером, но посмотреть себе в спину не удастся никому. Как ни отчаивайтесь, господа, это невозможно.
Нам даже немного жаль себя, когда мы видим себя со спины при помощи нескольких зеркал. Нам хочется закинуть руку за спину и похлопать себя по плечу, говоря слова утешения, призывая терпеть жизненные невзгоды. Мы можем сделать это с кем угодно, но только не с самими собой.
Мы вообще относимся к себе с большой холодностью. Мы никогда не оказываем себе тех знаков внимания, на которые так щедры с другими. Ни рукопожатия, ни потрепывания по щеке, ни даже дружеского подзатыльника. Не говоря уже о поцелуях и объятиях. И наоборот, когда дела начинают идти плохо, мы тут же готовы рвать на себе волосы, бить себя кулаками по голове и даже выброситься из окна, попотчевать себя ядом, пустить
Все, при виде сзади, немного вызывают жалость. Плечи – мужчин, но не женщин – просто обратная сторона медали. Есть плечи жалкие, узенькие, свисающие набок, есть крупные и слабые, а есть надутые. Есть плечи печальные и, в лучшем случае, невыразительные; но веселых плеч не бывает. Плечи спортсменов переразвиты и иногда абсурдны; плечи чиновников потерты, как локти их сюртуков. Плечи стариков очень усталы. Плечи великих людей играют с ними злую шутку. Они никогда не бывают на высоте.
Понаблюдайте за плечами танцующих мужчин. Они кажутся совершенно отсутствующими, и сколько же в них серьезности!
Встречаются также и огромные плечи, которые медленно удаляются. Эти плечи – самые печальные из всех. Они кажутся воплощением по-мужски переносимого страдания.
В общем, лицо мы всегда выставляем напоказ, и поэтому придаем ему такое выражение, какое нам нужно. Но плечи со спиной – другое дело. Брошенные на произвол судьбы, лишенные нашего внимания, не годящиеся для показа ни себе, ни друзьям, ни врагам, обращенные всегда в направлении, противоположном тому, которое нас интересует, они отбрасывают конус молчания и пустоты, они стоят позади, беззвучно, и не умеют лгать. Своим видом они ясно говорят о ноше, которую несут в печали, и как бы ни были они терпеливы, плечи – немой протест против труда и горя.
Прежде чем судить о человеке, посмотрите ему на плечи со спины, в городской толпе.
Плечи созданы для того, чтобы нести крест.
Поэтому мы будем смотреть на наших друзей со спины.
Вот. Пройдемте в зал на цыпочках. Попробуйте узнать их в толпе, но сделайте вид, что вы с ними не знакомы; и притворитесь также, что вы ничего не знаете про их жизнь. Лучше сделайте вид, что наблюдаете закат.
Жаль, что представление «Заход солнца» идет вечером. Потому что его смотрит слишком много народу, и полюбоваться им спокойно не удается.
В зимней гостиничной зале с тремя стеклянными стенами последние иностранные постояльцы за чайными столиками, погруженные в созерцание панорамы с задумчивым и больным видом, кажутся чучелами попугаев. Они смотрят в окно на море в полоску. Золотой шар погружается в море; он искрится в темно-фиолетовом море, и белоснежная пена окрашивается в розовые тона. Небо светло-опалового цвета, горизонт розовый, море темно-фиолетовое, почти черное и все в розовых и золотых отблесках. На западе светлая полоса разделяет море и небо; над нашими головами висит розовая туча, непомерно раздувшаяся и тяжелая.
Но вот уже небо, море и тучи меняют цвет.
Последняя долька солнца – и его больше нет; вот уже гребешки волн зеленеют; внутри них должны быть водоросли, которые и дают цвет, проступающий из-под белой пены; фиолетовый пропал; только зеленый и розовый; облака на горизонте кажутся раскаленными тонкими копьями, они остывают, их сияние гаснет.
Прекрасны поля вокруг, но еще прекраснее море; это печальное вечернее море, что светлее висящего над ним неба; это легкое, мягкое море. Воздух пропитан густой голубой краской, хрустальной и холодной; он окрашивает голубым цветом кирпичный пол террасы, пустынной за окном, с застывшими лужами ледяной воды, отбрасывающими перламутровые отблески; он окрашивает в голубой цвет далекие скалы, пальмы на приморском бульваре, ленту дороги, мраморные скамейки и перила обзорной площадки; также и лестница, что ведет к гостинице, галька, фонтан стали голубого цвета; даже листья и цветы на клумбах, утратив зеленые, красные, желтые, фиолетовые цвета – все стремится слиться в едином голубом цвете. А голубой цвет, войдя в залу, ползет по коврам, между ножками столов, сгущается и мутнеет, как туман, в почти темных углах, окрашивая картины, висящие на единственной стене, светлые платья дам и наши фланелевые брюки. Слишком много голубого. Этот голубой цвет не обещает ничего хорошего. Болезненный голубой цвет. Смертельный голубой цвет. Все пропитано голубым, даже ссохшиеся лица старых дам и волосы нашей соседки-блондинки. Мы все кажемся погруженными в голубой свет. Вдруг вам хочется спросить, что означает весь этот голубой цвет.