Если луна принесет мне удачу

Кампаниле Акилле

– И особенно, – добавил Филиппо, подняв указательный палец, – чтобы не знала моя жена.

Гверрандо представился нежный и жестокий облик женщины: облачко грусти набежало на его глаза, и на мгновение он почувствовал укол совести и комок в горле.

– Она не должна узнать никогда, – пробормотал он, глядя в пустоту. – Ломая комедию, он громко произнес: – Я уеду. Поеду в Париж. Надеюсь, что море там спокойное.

– Да что ты такое говоришь? – пробормотал Филиппо, дернув его за пиджак. – В Париже нет моря.

– Тогда, – сказал Гверрандо

громко, чтобы все его слышали, – надеюсь, что оно будет спокойным к моему возвращению.

Они попрощались со всеми и быстро удалились.

* * *

– Поехали! – кричали участники кортежа, – поехали!

– Куда же нам ехать, – сказал дон Танкреди, – если жениха больше нет?

В этот момент в конце улицы показался столб пыли под солнцем; карета, запряженная четверкой лошадей, украшенных флажками и покрытых красными попонами, приближалась галопом, под звон бубенцов и щелканье хлыста.

Когда карета оказалась рядом, в ней стал виден небольшого роста человек с лысой головой, блестящей на солнце, который размахивал руками, крича:

– Стойте, стойте!

– Фалькуччо! – крикнул Баттиста.

И лишился чувств.

Глава XIX

Прибытие доктора Фалькуччо, который все разрешает наилучшим образом – Прибытие дяди Николы из Америки – Прощай, старая заношенная шляпа! – Арест негодяя

После того, как улеглась суматоха первых мгновений, Фалькуччо сообщили о прискорбном событии, которое привело к расстройству бракосочетания. Старик разразился приятным смехом.

– Но жених, – сказал он, – это не тот тип, которого вы послали к черту. Жених – это мой друг, здесь присутствующий.

И показал на Солнечного Луча.

Все сказали:

– Что за чепуха! Домой, домой! – и начали расходиться. Но Фалькуччо удержал их жестом и вытащил какие-то бумаги.

– Эти брачные объявления, – объяснил он, – были сделаны для него, а не для того гнусного субъекта.

– Что за ерунда? – спросил дон Танкреди.

Фалькуччо улыбнулся.

– Я позволил себе, – сказал он, – подкупить служащих бюро гражданского состояния, чтобы они подменили документы.

– Это была блестящая мысль, – сказал дон Танкреди, – но, скажите-ка по секрету, откуда вы узнали, где делают брачные объявления?

Старичок улыбнулся.

– Я позволил себе, – объяснил он, – подкупить служащих всех бюро гражданского состояния на свете.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – изрек дон Танкреди. – Поехали.

Он сделал знак Баттисте занять место, освободившееся после Гверрандо. Но Баттиста не тронулся с места.

– Ну же? – воскликнул Фалькуччо. – Чего вы упираетесь?

– Что происходит? – спросил дон Танкреди, который начал терять терпение.

Баттиста опустил голову.

– Я беден, – сказал он.

– Да бросьте, – сказал дон Танкреди, – ну что это за разговоры?

– Нет, – сказал молодой человек, – я никогда не смогу позволить…

Его взгляд был устремлен в далекое море, а на реснице дрожала слеза. Но вдруг мало-помалу его взгляд начал становиться внимательнее, беспокойнее, пытливее. Он всматривался в далекую точку на воде.

– Бинокль, скорее! – внезапно сказал он.

Заботливые руки принесли ему десять биноклей.

Баттиста взял один из них и направил его на точку. А точка, тем временем, привлекла внимание толпы, которая стала обмениваться впечатлениями.

– Неужели это знаменитый морской змей? – спросил старый рыбак с белой бородой.

Он воздел руки к небу.

– Несчастье, – сказал он, – несчастье для мореплавателей и для наших сетей!

– Не может быть, чтобы это был змей! – воскликнул другой старик, вынимая трубку изо рта. – Он должен тогда изрыгать пламя из глаз и дым из ноздрей.

– И потом, – сказал третий патриарх моря, – где же тогда его семимильный хвост?

– Он приближается к земле! – закричал в страхе четвертый.

А пятый:

– Это корабль, это корабль!

То был корабль, который входил в порт с развернутыми парусами и в праздничном убранстве.

Баттиста смотрел на него в бинокль. Вдруг он протер глаза. Его сердце колотилось.

– Это он или не он? – спрашивал он себя, всматриваясь в какую-то точку на корабле. – Не может быть… И все же… Неужели это просто странное сходство? Да нет… он немного постарел, но я не ошибаюсь. Это он, это именно он.

– Да кто же? – закричали голоса из кортежа.

– Это дядя Никола, – сказал Солнечный Луч, танцуя от радости, – дядя Никола, который приехал из Америки!

* * *

У бедного молодого человека был милейший дядя, который уехал двадцать лет назад без гроша в кармане в Америку и с тех пор не давал о себе знать. Дядя Никола был такой добрый! Он воспитал Солнечного Луча, оставшегося сиротой с младенчества. Он был для него вторым отцом. Потом, когда Баттиста стал на ноги, дядя уехал в далекую Америку, чтобы разбогатеть, и с тех пор племянник не слышал о нем ничего. Всякий раз, когда Баттиста о нем говорил, его глаза наполнялись слезами. «Кто знает, что с ним, – часто спрашивал он себя, – жив ли он еще. Как мне хотелось бы получить наследство!» И вот, когда он меньше всего этого ждал, дядя Никола приехал из Америки.

– Как он постарел! – пробормотал молодой человек, который продолжал смотреть в бинокль в сторону корабля.

Сейчас на палубе был ясно виден господин среднего возраста в сером пальто в полоску, белых гамашах, клетчатой фуражке и больших очках в черепаховой оправе, который махал изящным платочком Баттисте, жуя резинку.

– Подождем его, – сказал дон Танкреди.

И сделал знак кучерам подождать. От стояния на солнце все начали проявлять нетерпение. Тем более, что вокруг кортежа собралась толпа зевак, отпуская замечания по поводу продолжительной остановки и одиночества невесты, без жениха и, для близоруких зрителей – без сопровождающего.