Если он поддастся
Шрифт:
– Ему нужно дать денег. Мы еще не заплатили кучеру, который довез нас сюда, а на поездку за Добсоном тоже потребуются деньги. – Опустившись на пол под окном, Олимпия привалилась спиной к стене, чтобы сэкономить силы.
Брент быстро отсчитал мальчику деньги, и тот пулей выскочил из комнаты, отправившись за Добсоном. Брент опять вернулся к матери, наблюдавшей за ним все с той же странной, вызывающей тревогу улыбкой, – словно знала что-то такое, чего не знал он. Но почему-то ему совсем не хотелось, чтобы мать поделилась с
– Ты собиралась выстрелить мне в спину, – сказал он.
– Да. – Ее голос был тих, но звучал уверенно – несмотря на жуткую боль, которую она сейчас явно испытывала. – Я знала, куда целиться, чтобы пуля пробила тебе сердце навылет.
– Ты исключительно искусна для графини. Могу предположить, что ты не захочешь попросить прощения перед смертью.
– Думаю, нет. Я уже давно знаю, что отправлюсь в ад. Знаешь, я солгала, когда сказала, что никого не убивала. Я убила твоего отца.
– Но он умер от сердечного приступа. Доктор…
– Доктор был моим любовником. Он обладал обширными познаниями по части ядов – в особенности таких, которые не оставляют следов после использования. А через год он и сам умер от сердечного приступа. Так что его уроки пошли мне на пользу. Я всегда была хорошей ученицей. Тем более что этот яд легко добыть.
– Наперстянка, – пробормотала Олимпия. И утвердительно кивнула, когда Брент взглянул на нее.
– Ничего удивительного, что эта ведьма знает о нем, – проворчала графиня.
– Олимпия не ведьма.
– Конечно, ведьма. Кровь Уорлоков, кровь ведьм, магов, волшебников и тому подобных дает потрясающую мощь, которой они пользуются… к сожалению, не так, как нужно. Это очень печально. Я была бы счастлива, если бы обладала такой силой. Да, есть еще кое-что, о чем мне нужно тебе рассказать.
– Что именно?
– Я родила Эмери не от твоего отца.
Брент нахмурился, вспомнив девятилетнего мальчика. Для своего возраста он был слишком высок и обещал вырасти в очень крупного мужчину. У него были каштановые волосы такого светлого оттенка, что, выгорая на солнце, становились соломенного цвета. И светло-карие глаза. Теперь Брент понял, кого мальчик напоминал ему.
– Его отец – твой слуга. Значит, твоя связь с ним давняя?
– Он был покорным любовником и очень полезным мне. Конечно, когда он решил, что не любит меня настолько, чтобы бросить Лондон, я перестала в нем нуждаться.
В следующую секунду графиня умерла. Брент вздохнул, закрыл ей глаза и тихо сказал:
– Язвительная и злая до самого конца.
– И хладнокровная, – добавила баронесса. – Понимала ведь, что отправится прямо в ад на последнем вдохе.
Тут в комнату вошел Добсон.
– Где вы, Уорлоки, появляетесь, там горы трупов. – Он остановился рядом с телом. – Ваша матушка?
Брент кивнул:
– И
– На память приходят все преступления, в которых она была замешана, так что мы сэкономим на плате палачу. Хорошо, я что-нибудь придумаю.
– В саду лежит тело ее любовника. Она застрелила его, потому что ему не захотелось уезжать вместе с ней.
– А вот и решение… Какой скандал! Любовная ссора между графиней и ее слугой! Она выстрелила в него, но, находясь при смерти, он выстрелил в ответ, и оба скончались. Это будет такой скандал, который даст пищу для нескончаемых слухов и толков. Нужно только немного подождать, пока мы не перенесем тело из парка в дом. Отличная идея, милорд!
– Это была идея Олимпии. Она увидела тело, когда карабкалась по стене сюда, чтобы помочь мне.
Добсон посмотрел на баронессу и нахмурился:
– О, вас ранило, миледи?
– Ранило?! – воскликнул Брент, поворачиваясь к Олимпии.
Он тотчас подбежал к ней. На ней было темно-зеленое платье, поэтому он раньше не замечал кровь у нее на плече. Но сейчас он видел растекающееся кровавое пятно.
– Почему ты ничего не сказала? – возмутился Брент. Потом разорвал рукав платья, чтобы осмотреть рану.
– Твоя мать умирала, и ей хотелось поделиться с тобой своими тайнами. – Олимпия поморщилась, когда он осторожно отодвинул ее от стены, чтобы убедиться, что пуля прошла насквозь. – Я подумала, что ты узнаешь что-нибудь важное, но она так и осталась мелочной и ограниченной до самого конца.
– Нужно отвезти тебя домой и показать доктору.
– Вы можете идти? – спросил Добсон.
– Я понесу ее, – заявил Брент.
– Будет лучше, если миледи сама выйдет из дома, – возразил Добсон. – Так мы избежим слухов. Избежим, если никто не узнает, что ее ранили.
В этом предложении был смысл, но Брент все-таки настоял на том, что донесет ее хотя бы до входной двери. Потом, на улице, он взял баронессу под руку и помог дойти до экипажа. Приказав кучеру отвезти их в Уоррен, он усадил ее в карету и сам устроился рядом.
– До сих пор не могу поверить, что ты взобралась по стене до окна, – сказал он, когда карета тронулась.
Она промолчала. Брент посмотрел на нее – и вздрогнул. Олимпия была без сознания, лицо же стало белым как снег. Высунувшись из окна, граф крикнул кучеру, чтобы гнал как можно быстрее. Потом привлек Олимпию к себе, чтобы облегчить тряску, хотя понимал, что сейчас она не чувствовала боли.
– Только не умирай, – шептал он, уткнувшись в ее волосы. – Не смей! Я вытащу Пенелопу из постели. Пусть приедет и проследит, чтобы душа не покинула тебя. А я буду ругаться так, что у тебя уши покраснеют. Пожалуйста, Олимпия, не смей умирать!