Если он поддастся
Шрифт:
Покачав головой, Брент засмеялся.
– Я догадался, что судья видел все – от начала до конца, – но он не усомнился в моих словах, что это я стрелял в Миндена, и полагаю, ему почему-то не хотелось открывать дело.
– А это так важно? – спросила Агата. – Минден ведь убил бы тебя, разве не так?
– Но Пол – слуга, – ответил Брент. – Конечно, это не должно иметь отношения к делу, но все равно имеет. От таких сложностей проще всего избавиться с помощью мелкой лжи.
Добравшись до Уоррена, Брент передал Олимпии все заботы о своей сестре.
– Я
– Что с ней будет? – Агата ни на шаг не отходила от Олимпии, ласково обнимавшей девушку за плечи.
– С ней можно поступить по-разному. Мне кажется, что лучше всего отослать ее в какое-нибудь отдаленное вдовье поместье и поместить под охрану доверенных людей. Я уже сказал ей, что она должна будет оставаться там и больше не заниматься своими делишками. А если сбежит оттуда или опять начнет играть в свои мерзкие игры, то я предам ее в руки закона – пусть даже для нее это закончится виселицей.
– Ты так сделаешь? В самом деле?
– Если попытается сбежать, чтобы вернуться к тому, чем занималась здесь годами, – то да. Без всяких колебаний. Я предлагаю ей весьма комфортабельную тюрьму. Она вполне практичный человек и должна принять это предложение.
«Что да, то да, – подумала Олимпия, провожая глазами Брента. – Однако леди Летиция не из тех женщин, которые с достоинством и готовностью воспримут собственное поражение». Холодок предчувствия пробежал по спине, но она решила не обращать на него внимания. Олимпия сказала себе, что это все из-за страха перед леди Маллам – не более того. И занялась Агатой.
– Пойдем ко мне в спальню. Там ты сможешь принять ванну, – предложила она девушке и повела ее наверх.
– О, да-да! Тот человек был серьезно болен! – Агата содрогнулась. – У него по всему лицу виднелись язвы, а пахло от него словно от покойника, которому забыли сказать, чтобы он уже лег в гроб.
Олимпия спрятала усмешку. Девушка оказалась храброй и стойкой. Пройдет еще немного времени, и при отсутствии жесткого контроля за ней со стороны леди Маллам она расцветет и превратится в настоящую женщину.
Агата мылась долго, и Олимпия понимала ее состояние. Пусть девушку не изнасиловали, но она все равно находилась рядом с человеком, который собирался это сделать. Кроме того, старик был болен, и любой на ее месте захотел бы удостовериться, что зараза не перешла на него. Олимпия не стала объяснять девочке, что болезнь, которой страдал Минден, не передается при простом прикосновении, по крайней мере – при прикосновении рукой в перчатке, а именно так хватался за нее Минден.
– Значит, Брент теперь главный в семье? – спросила Агата, когда Олимпия помогла ей переодеться в одно из своих старых платьев.
– Да, у него есть все необходимые бумаги, чтобы доказать свое право на это.
– Надеюсь, он посадит ее на цепь где-нибудь подальше.
– Для твоей матери жизнь в каком-нибудь удаленном поместье с невозможностью пользоваться своей властью над людьми – это все равно что быть закованной в кандалы.
– Хорошо бы!
– Да, жизнь от этого стала бы намного спокойнее.
– Я думаю, она очень злой человек. Мне мало известно о том, что она натворила, но легко могу представить. Пока она командовала мной, пропало много детей.
– Ты писала об этом Бренту? – Олимпия не верила, что он мог бы не обратить внимания на такую информацию.
– Да, но я уверена, что все мои письма перехватывали и прочитывали, и те, в которых говорилось о том, что нельзя было говорить, или которые просто не нравились матери, уничтожались. Я очень переживала и сердилась на Брента, а он был ни при чем. Во всем виновата мать.
В словах девочки было столько боли и злости, что Олимпии захотелось обнять ее и успокоить, хотя легче ей от этого не стало бы. Агата должна была сама залечить свои сердечные раны. «И если какое-то время матери не будет рядом, то на нее это окажет чрезвычайно благотворное воздействие. Строгая, но любящая компаньонка или гувернантка тоже будет весьма кстати», – подумала Олимпия. У нее на примете было несколько добрых женщин, которых она и порекомендует Бренту, когда тот вернется.
Вспомнив о нем, она не удержалась от внутренней дрожи, совсем не походившей на дрожь от предвкушения. Рука, причесывавшая Агату, повисла в воздухе, и Олимпия стала вслушиваться в себя. Дрожь не унималась – наоборот, становилась все сильнее. Гребень выпал из рук Олимпии, и до нее дошло, что это означало. Леди Маллам сумела взять реванш и отомстить.
Глава 17
– Мне нужно, Пол, чтобы ты посмотрел, кто из слуг уже покинул дом, и проследил, чтобы на меня никто не кинулся со спины. Думаю, ты сможешь сказать мне, кого из слуг стоит оставить.
– Хорошо, – кивнул Пол. – Это я смогу. Заходим в дом?
Брент вздохнул и оглядел фасад особняка, которым мать безраздельно владела несколько последних лет. Он никогда не узнает, сколько было вложено в него денег, полученных от торговли невинными созданиями. Но наверняка существовали и другие способы содержать особняк в порядке. Ему придется заниматься этим, потому что с домом связана история всей его семьи.
– Да, лучше покончить со всем этим сразу, – ответил наконец Брент.
И он вместе с Полом, Артемасом и Стивеном вошел в дом, после чего они разделились. Трое отправились на поиски оставшихся слуг, а Брент попытался определить, где сейчас находится его мать.
– Ее светлость в гостиной.
Граф осмотрелся и увидел того самого молодого слугу, который уже помогал ему раньше.
– Тебя не уволили? – Брент немного удивился, так как был уверен, что этот слуга – хороший парень, которого надо бы оставить при себе.
– Нет. Меня отправили вниз, когда я сказал вашему человеку наверху, что на кухне могут быть несколько человек, которым стоит упаковывать свои вещи.
– Ну… тогда иди. Дом скоро снова перейдет в мои руки, и ты сможешь получить здесь работу, если захочешь.