Если он поддастся
Шрифт:
Поморгав своими огромным карими глазами, леди Вон посмотрела на графа снизу вверх – по причине крохотного роста.
– Милорд, нам предоставили очень хорошие комнаты, прекрасно покормили, и мы сейчас примемся за дело. У вас ужасно грязный дом, милорд, – добавила дама, бросив на Брента строгий взгляд – таким обычно смотрят на своих чад гордящиеся ими матери.
– Я знаю, миледи. Именно поэтому мне так нужно ваше искусство. И искусство ваших многочисленных компаньонок, конечно же.
– Их много, потому что Аретас попросил взять с собой как можно больше людей по моему усмотрению.
Брент пробормотал какие-то извинения и стал наблюдать за леди Хони Вон – та повела свою небольшую армию вверх по лестнице, громогласно оповещая всех, что они начнут с чердака. Когда миниатюрная блондинка заикнулась было о том, что же такого мог вытворять «этот мужчина» на чердаке, леди Хони решительно осадила ее, заявив, что если «этот мужчина» мог вытворять такое по всему дому, то вполне мог заниматься этим и на чердаке.
Почувствовав, что начинает заливаться краской, Брент сделал вид, что к нему эти слова не относились. Но, случайно взглянув на Агату, увидел, что сестра давится от смеха.
– Хоть с этим мы скоро покончим, – сказал он и отправился в библиотеку.
Агата пошла следом.
– Хорошо, что тебя не было тут, когда они только объявились. Леди Вон была… как бы это сказать… исключительно красноречива. Ей потребовалось какое-то время, чтобы уяснить себе… э… объем предстоящей работы.
Агата рухнула в кресло у камина и залилась смехом. Брент же немного приободрился. Что, впрочем, совсем не означало, что ему расхотелось треснуть Аретаса по голове чем-нибудь тяжелым. Но за то, что он все-таки прислал этих женщин, Брент испытывал к нему благодарность.
– Она такая маленькая и такая энергичная леди, – заметила Агата, отсмеявшись.
– Мне тоже так показалось. Неужели она рассказала, как будет все это происходить?
– Рассказала. Но я не очень-то поняла. Она говорила про разные запахи, но заверила, что пахнуть будет приятно. Чем-то вроде курений, ладана и трав. – Агата пожала плечами. – Она тараторила без остановки и при этом обходила дом вместе со своими дамами – заглядывала во все закоулки, – так что у меня даже не было возможности спросить ее о чем-нибудь.
– Наверное, ей не нравится, когда ее прерывают, – сказал Брент, усевшись за письменный стол, и огляделся. Ему хотелось, чтобы женщины как можно быстрее очистили эту комнату. У него перед глазами до сих пор стояло лицо Олимпии в момент, когда она прислонилась к стене рядом с камином. Хорошо, если это было единственным воспоминанием, которое нужно было вычистить. Однако при том количестве выпивки, которое он иногда потреблял… В общем, у него не было уверенности, что таких следов не осталось где-нибудь еще.
– Да, наверное. Она считает, что им потребуется дня два-три, чтобы все основательно доделать.
– Тогда буду строить свои планы, исходя из этого.
– Планы насчет чего?
– Поеду, чтобы забрать мою невесту. Но сначала надо получить ее согласие. Потому что она сказала, что выйдет за меня без колебаний, если я очищу свое сердце. Мне нужно быть уверенным, что она не откажется от своих слов.
Глава 20
Тяжело вздохнув, Олимпия посмотрела в окно своей спальни. Окно выходило на дорогу, которая вела к дому. Последний месяц с лишним она часами глядела на нее. Ей казалось, что два месяца, которые она дала ему, чтобы приехать за ней, пройдут быстро. Но терпение ее истощалось, и требовалось все больше усилий, чтобы ждать час за часом, день за днем. Она ужасно скучала по нему. Ей не хватало его.
– Пойдем погуляем в парке, мамочка?
Олимпия обернулась и улыбнулась сыну:
– Прекрасная идея. Спасибо, что предложил. – Она подошла к Илаю, и он взял ее за руки. – Я только что подумала: какой сегодня прекрасный день! – Олимпия нахмурилась, когда сын фыркнул насмешливо и недоверчиво. – Как это грубо с твоей стороны.
– Да, но ложь заслуживает грубости.
Олимпия вздохнула. Иногда она забывала, что Илай тоже обладает даром. Он мог безошибочно почувствовать, что мать несчастна и раздражена тем, что дни уходят, а Брент так и не объявился. От него ничего невозможно было скрыть. Хотя имелся один секрет, который Илай вряд ли мог знать. Из-за этого секрета она была готова помчаться за Брентом до истечения этих двух месяцев. Дар Илая не мог подсказать, что его мать беременна.
– Это мелкая ложь. Только чтобы сохранить лицо. Ни одной женщине не понравится, если ее увидят вздыхающей по мужчине. Это смущает.
– Почему? Ты ведь любишь его.
– Люблю, но все эти охи и вздохи… Это так мучительно! Я считала себя сильной.
– О, ты, конечно, сильная. У тебя по-прежнему прекрасный аппетит.
– Может, потому, что я не сообразила вовремя, что страдания по мужчине требуется дополнить публичным голоданием. – Она улыбнулась, когда Илай расхохотался. Они вышли из комнаты и направились в парк.
– Ты знаешь, что за нами следует свита?
Олимпия обернулась и увидела шедших за ней по пятам Приманку и Обжору.
– Иногда я думаю, что они немного боятся, что их снова бросят.
– Думаю, так и есть. – Илай тоже обернулся, потом улыбнулся матери. – А еще я думаю, что котенок считает тебя своей матерью, хотя при этом объедает Обжору. – Мальчик засмеялся своей шутке.
– Очень забавно… – проворчала баронесса, хотя была готова рассмеяться. – Мне почему-то кажется, что они каким-то образом узнают, когда мы отправляемся в парк. Поэтому и идут с нами за компанию.
– Точно. Им не нравится выходить из дома одним. Жизнь была к ним жестока, они помнят враждебные улицы. Обжору скоро нужно будет посадить под замок. Недели через две она впадет в «охотку».
Илай много знал о животных и об их привычках. В любви к братьям нашим меньшим, в понимании их привычек даже Олимпия не могла с ним сравниться. Возможно, именно поэтому мальчик не начинал возмущаться из-за того, что так долго оставался за городом. Олимпия знала, что ему будет интересно увидеть Лондон, но также понимала: постоянно жить там он не захочет.