Если парни всего мира...
Шрифт:
— Да, так оно и есть, — вступает в разговор Кармела.
Накинув легкий халатик, она вышла во двор следом за отцом и полицейскими.
— ИРП 45 — таких позывных нет, их выдумал отец, клянусь вам.
Кучка людей, столпившихся у полицейской машины, плохо понимает, о чем идет речь, но тем не менее симпатизирует «доктору». Он порядочный человек, вежливый, со всеми любезен. К тому же образованный. Что же это творится? Куда мы идем? До какого варварства докатились — сажают в тюрьму благородных людей, украшение и гордость
Чувствуя на своей стороне поддержку соседей, Кармела загораживает собой дверцу машины, куда собираются втолкнуть ее отца.
— Вы не отнимете у меня отца! — вопит она. — Нет, нет, не отдам его.
Из толпы собравшихся кумушек слышен одобрительный гул. Крошка права. Что станется с одинокой девушкой без отеческой заботы? У этих полицейских не сердце, а камень. Они способны отнять у бедной девочки отца. Бессовестные! Кармела кричит, топает ногами и, разгорячившись, сама уже убеждена в постигшем ее несчастье. Минута, другая, и весь двор, возмущенный, позабыв о сплетнях по поводу Кармелы, о подозрительных проделках дона Доменико, готов силой вступиться за обиженного.
Ипполито, схватив Кармелу за руку, пытается оттащить ее от машины; она отбивается, кусается, царапается, плачет, зовет на помощь.
— Счастье твое, что ты несовершеннолетняя, — рычит комиссар, не решаясь применить силу. — Ну, ничего, отец за тебя ответит, можешь быть уверена.
В течение всей этой сцены дон Доменико стоит молча, сохраняя невозмутимое достоинство. Время от времени он сокрушенно качает головой и подымает глаза к небу с видом великомученика. И вдруг в машине с гониометром раздаются неясные слова. Услышавший их Ипполито кричит громовым басом:
— Молча-а-ать!
Его голос звучит так властно, что даже Кармела перестает отбиваться.
— Тише!
В наступившей внезапной тишине из приемника, установленного в машине, внятно доносится голос Поля Корбье:
— ИРП 45... ИРП 45... ИРП 45... Вы меня слышите?
По знаку Ипполито радист отвечает. Минуту спустя начинается диалог.
— Почему прекратили прием? — допытывается Париж.
Комиссар добродушно отвечает:
— Вместо того чтобы злиться, лучше скажите нам, кто вы.
— Я передатчик, которого вы просили пригласить врача из института Пастера... Врач стоит рядом, вы можете связаться с кораблем?
— Попытаемся. Оставайтесь на приеме.
Ипполито приказывает полицейским, охраняющим дона Доменико:
— Отведите его в дом, пусть наладит передатчик.
Внезапный перелом в поведении полицейского остается загадкой для соседей, но когда дон Доменико, «доктор», с видом победителя подымается к себе наверх, у всех вырывается вздох облегчения.
Ларсен и Олаф тревожно переглядываются. С палубы сквозь открытое окно доносится плач юнги. Его побили. Рыбаки — народ не легкий. В такую ночь от них нечего ждать поблажки.
— Ничего, — говорит отец, — худа от этого ему не будет.
— Пусть закаляется, — вторит Олаф.
Когда он был юнгой, приходилось плакать и ему: положение капитанского сына не спасало от побоев.
Олаф до краев наполняет стакан ромом.
— Много пьешь, — замечает Ларсен.
Не отвечая, молодой человек залпом выпивает весь стакан. Он медленно и глубоко вздыхает, потом кладет локти на стол, подпирает подбородок сплетенными пальцами.
Отец набивает трубку, достает из кисета по маленькой щепотке табаку и уминает его грязным большим пальцем.
Из включенного радиоприемника все время слышатся глухое урчание, потрескивание, скрежет, резкий свист.
Вдруг стремительно врывается голос Лаланда. Он сообщает, что удалось связаться с врачом, что доктор Мерсье находится в квартире радиолюбителя в Париже и готов дать совет.
От корабля — к Африке, от Африки — к Неаполю, из Неаполя полицейский радист, через аппарат дона Доменико, передает сообщение в Париж, — так с большим трудом, постепенно налаживается двусторонний разговор. Вопросы и ответы следуют по одной линии связи.
— Опишите симптомы болезни, — требует Мерсье.
— Высокая температура, — начинает Ларсен.
От передатчика к передатчику бегут слова:
— Пена на губах... Нарывы по всему телу... язвы на бедрах...
Париж спрашивает:
— Какого цвета нарывы?
— Красные.
— Красные, — объявляет Лаланд.
— Красные, — повторяет полицейский радист.
— Болезненны?
— Нет... Нет... — по очереди подтверждают связные из конца в конец цепи.
— Болезнь началась сразу?
— Сразу. Больной свалился на палубе.
— У вас есть животные на борту?
— Есть. Кот.
— Наберите полный шприц слюны больного и введите ее коту.
Ларсен и Олаф без слов понимают друг друга. Капитан достает из аптечки шприц.
— Прокипятите его, — распоряжается голос из радиоприемника.
Спиртовка стоит в углу. Олаф наливает в кастрюльку воды, щелкает зажигалкой, подносит к фитилю. Отец опускает шприц в кастрюлю; вода быстро нагревается. Чтобы не сидеть без дела, Олаф подходит к аппарату, сообщает:
— Вода закипает. Через несколько минут введу коту слюну больного.
Известие передается по всем звеньям цепи.
В комнате д'Анжелантонио комиссар Ипполито сидит верхом на стуле. Не в силах удержаться, он то и дело искоса поглядывает в сторону Кармелы. Девушка стоит рядом с отцом у приемника. Халат ее слегка распахнулся, видны короткая полотняная рубашка и сильные загорелые ноги, непреодолимо притягивающие взгляд полицейского.