Если рядом ты
Шрифт:
– Почему твоя сестра сбежала? – внезапно спрашивает Лени, когда я снимаю с себя изодранный плащ. Второй рукав отваливается и куском ненужной ткани ниспадает к моим ногам.
– Черт! – возмущаюсь я. Но на самом деле, меня не волнует оторванный рукав, меня волнует то, что дотошный Ву, начинает совать свой нос не в свое дело.
Подхожу к своим вещам, мирно покоившимся в черноземе, и поднимаю с земли балетки.
– Она не сбежала. Я же говорю она поехала к дедушке, – бубню я, снимая чудом сохранившийся кроссовок.
– А когда ты вломилась в мою квартиру, то утверждала обратное.
Я
– Да, я думала, что Кэм пропала. Но потом она со мной связалась.
– Ты же сказала, что сама ей дозвонилась, - тянет Лени.
– Да?.. Ах да!.. Конечно. Просто ты меня постоянно сбиваешь, задавая глупые вопросы. – Мое лицо начинает полыхать. – Она… то есть я ей дозвонилась и… Остальное ты знаешь.
Проницательный Ву смотрит на меня в упор, и я уже готова заползти под бревно.
– Это не глупые, а наводящие вопросы.
– Мы не в полицейском участке, - умничаю я.
– Хватит меня выводить.
– Ну что ты от меня хочешь? Да, Кэм ушла. Пропала, сбежала, как хочешь так это и называй. Но потом я узнала, что она у дедушки, - настаиваю я на своем.
– Так она сбежала или поехала к дедушке?
Он что пытается поймать меня на собственном же вранье?
– Камилла сбежала к дедушке. Так понятно? – Забираю из рук Лени бутылку и делаю несколько глотков.
– По мне, если уж ты не хочешь, чтоб тебя не нашли, нужно бежать куда-нибудь на острова. Мальдивские, например. – Неожиданно говорит Ву.
Ну ты еще это Камилле скажи!
– Она итак убежала к черту на куличики. Клинчпорт! И зачем ее… - Осекаюсь.
Вот! Алкоголь никогда до добра не доводит, чуть не ляпнула, «зачем ее туда понесло?»
Бутылка перекочевывает к детективу.
– Это все мама. Она во всем виновата, - вдруг говорю я. Не знаю, что во мне сейчас говорит, алкоголь или обида на родителя, но я продолжаю: - Когда умерла бабушка, она начала злоупотреблять алкоголем. Мы если честно даже сначала не поняли, все начиналось так безобидно… - Я замолкаю и где-то с минуту молчу.
– А однажды к ним в отделение с приступом аппендицита поступила тринадцатилетняя девочка… Мама сказала, что перед операцией сделала всего лишь маленький глоточек вина. Свалила все на трясущиеся руки. – Качаю головой. До сих пор вся эта история не укладывается у меня в голове. – Этот глоток и решил ее судьбу. Девочка умерла… Мать задела какую-то артерию, и бедная девчушка мгновенно скончалась.
– И…
Я вздыхаю.
– И для нас наступили черные дни. Бесконечный поток судебных исков. Семья девочки обращалась куда только можно. Прокуроры и адвокаты буквально захватили наш дом, а полицейские днями и ночами дежурили под окнами.
– Хм… Никогда не слышал. – Лени устраивается на бревне как можно удобнее. – И сестра ничего такого не рассказывала.
– Копы опасались не за то, что мать может сбежать, а за то, какую расправу могут учинить бедные родители девочки. – Все-таки стаскиваю с себя вымокшую курточку от спортивного костюма и снимаю футболку.
К черту Лени! Я уже в край озябла. Даже изрядная порция виски не спасает.
– И Твою мать не посадили?!
–
– Оу-оу, леди! Вы так наберетесь.
– Яркие отблески костра пляшут на лице Лени. Он тянется за второй бутылкой напитка, так предусмотрительно припасенной им, и свинчивает пробку.
– Леди? Сторм? – хмыкаю я. Выпитый алкоголь и чувство смертельной усталости кружит голову и мои слова, может быть, выговариваются не совсем твердо, но я почему-то чувствую, такой прилив храбрости, который не ощущала никогда. – А я-то думала, что на слове «Плюша», твой словарный запас заканчивается. – Швыряю пустую бутылку в кусты, поднимаюсь с бревна и стаскиваю с себя остатки мокрой одежды. Бросаю их на кусты к остальным вещам и снова устраиваюсь рядом с Ву.
– Раньше тебе шло это прозвище.
– Лени лениво потягивает виски и следит за каждым движением моего захмелевшего тела.
– Раньше?
– Да… Когда я тебя только увидел, ты представляла собой нечто похожее на большую ванильную булочку.
От такого признания мои брови ползут вверх.
– Ванильную булочку?
– Угу. – Лени поднимается и подкидывает в костер остатки веток и высохшей листвы. Тысячи маленьких искр вспархивают в воздух. – Моя бабушка пекла такие каждое воскресенье. Мягкие, пышные, с умопомрачающим ароматом ванили. – Он вбирает в легкие холодный воздух ночи.
От его рассказов у меня резко сводит желудок, который находится без еды уже больше семи часов.
– А зачем тогда ты и твой дружок Пол, вечно обклеивали мой шкафчик фотками грязных свиней? Если я была похоже на плюшку, то зачем все это? Вы только и делали, что насмехались надо мной.
– Это же было весело, - он хихикнул. Мне на мгновенье показалось будто он скучал по всем тем шуткам и издевкам, что мы друг другу устраивали. Вернее, он мне устраивал, а я в свою очередь только и делала, что защищалась.
– Ничего веселого. Что могло быть смешного, когда ты мне на уроке математике все волосы оплевал жвачкой?
– Я морщусь, вспоминая как мне пришлось состричь свои шикарные локоны.
Лени задумывается.
– Ах, да! – Детектив вновь улыбается и в его глазах играют огоньки. – Мы сидели позади тебя. Я соорудил что-то наподобие боевой рогатки. И каждый раз, когда ты правильно отвечала, я стрелял в твои волосы, только что разжеванной жвачкой. – Он делает наигранное движение пальцами, имитируя выстрел из того самого ненавистного мною оружия. – В конце урока твои волосы были прилично оплеваны, а у меня тогда безумно болела челюсть.
– Ага, а когда я увидела плоды твоих трудов, то думала, что сейчас возьму бейсбольную биту и размажу твою голову.
– Нет, это было бы точно не про тебя. – Лени вручает мне бутылку со спиртным.
– Конечно, я не могла оставить все как есть… – Забрав напиток, делаю большой глоток. – Я тогда пробралась в мужскую раздевалку, нашла твой ящик… - Еще глоток и Лени, бревно, кустарники с одеждой, костер начинает кружиться и вертеться.
– Ну ты Сторм даешь! – выкрикнул Ву. Эти слова последнее, что я слышу, перед тем как уплыть в небытие.