Если суждено погибнуть
Шрифт:
— Да, — подавленно произнес Ильин.
— Вот кто будет жрать нас.
Ильин протестующе мотнул головой: человек ведь устроен так, что до конца не верит в собственную уязвимость, в смерть, считая, что жизнь вечна и он будет жить вечно, и потом до изжоги, до коликов бывает разочарован...
— Интересно, красные дерутся за Россию или за что- то еще? — спросил Ильин.
— Думаю, что за Россию, — не задумываясь, ответил Павлов, — среди них есть немало неглупых людей. Только у них Россия одна, у нас — другая. Это две разные России. Хотя кровь у нас цвет один, общий, имеет.
— Тухачевский — он кто? — вернулся на старые
— Говорят, из наших. Офицер.
— Чего же он в таком разе продался? Ведь что большевики, что немцы — едино.
Снисходительно улыбнувшись, Павлов поправил винтовку на плече — тяжела, однако, зараза!
— Надо поменьше читать газеты, прапорщик. Я не верю в то, что большевики заодно с немцами. Среди них немало русских людей. Думаю, что они — честные, Россию не продадут ни при каких обстоятельствах. У меня сосед по имению в Елецком уезде ушел к красным — Мишка Федяинов. Контужен был на фронте. Воевал так, как дай нам Боже воевать. Получил Владимира с мечами [7] и Святого Георгия. Я уже не говорю о разных заморских знаках отличия. Во всяком случае французский орден Почетного легиона у него есть точно. Так вот, свои ордена он выкинул на помойку и пошел воевать за красных.
7
Получил Владимира с мечами... — С 1855 г. ко всем орденам, жалуемым за военные подвиги (кроме ордена Св. Георгия), присоединялись два накрест лежащие меча. Эти ордена не предназначались для награждения гражданских лиц, за исключением состоящих при войсках военных врачей. Получившие орден св. Владимира какой бы то ни было степени приобретали потомственное дворянство.
— А у красных есть свои ордена?
— Не знаю, — честно признался Павлов. — Должны быть... То же самое произошло, как я полагаю, и с Тухачевским. Что-то управляет этими людьми, а вот что именно — мне неведомо. Чтобы их понять, надо влезть их шкуру.
Каппель тоже думал о Тухачевском. Он ехал впереди колонны на гнедом длинноногом жеребце, взятом из конюшни самарского ревкома — о коне в спешке просто забыли, — сумрачно поглядывал вокруг из-под защитного козырька полевой фуражки и размышлял о бывшем поручике Тухачевском: что же именно толкнуло поручика на ту сторону баррикад, какая такая сила? Каппель пытался себя поставить на его место и не находил ответа.
Говорят, у поручика этого есть редкостное увлечение — он мастерит скрипки. Сам подбирает для этого дерево, сушит, обрабатывает его, делает звонким. Из рыбьих костей варит особый прочный клей, точно такой же клей, но для других целей, варит из костей говяжьих и потом приступает к работе.
Скрипки, сказывают, получаются у него звонкие. Уступают, конечно, скрипкам профессиональных мастеров, но те, кто на них играл, ничего худого об инструментах, сработанных Тухачевским, не говорят. Воевал Тухачевский на фронте неплохо. Но одно дело фронт, обзор не дальше соседнего окопа, и совсем другое — огромные российские расстояния...
К Каппелю запоздало приблизился на коне полковник Синюков — у него начала распухать, вздуваться правая нога, и полковнику из запасных коней батареи выделили бокастого, с лохматой мордой мерина.
— Красный разъезд видели, Владимир Оскарович?
— Видел. Они нас теперь до самой Сызрани не отпустят, будут держать за хлястик.
— А в Сызрани?
— А в Сызрани будет бой. Нам надо взять город. Там нас уже ждут. — Каппель усмехнулся.
До Сызрани нужно было добраться как можно скорее, иначе Тухачевский с Куйбышевым перегруппируют свои силы и первыми нанесут удар. Город надо брать, пока красные не опомнились. Чем быстрее Каппель окажется в Сызрани, тем лучше.
В строю, в соседней роте, Павлов заметил красивую девушку с бледным лицом и толстой золотистой косой, переброшенной через плечо. Одета девушка была в просторную солдатскую гимнастерку, перепоясанную брезентовым ремнем, и длинную, до щиколоток, юбку, сшитую из армейской ткани в рубчик. Идти в такой юбке было тяжело; командир второй роты, подполковник с точеным узким лицом, несколько раз предлагал девушке сесть на телегу, но она отказывалась — предпочитала тянуть походную лямку наравне со всеми. Девушку звали Варя Дудко, и была она сестрой милосердия.
На рукаве ее гимнастерки белела повязка, украшенная красным крестом. Единственное, на что удалось уговорить Варю, так это на то, чтобы ее тяжелую сумку положили на повозку. Варя вначале не соглашалась, но потом все-таки отдала сумку.
Девичье лицо с усталыми тенями, образовавшимися в подскульях, посвежело, посветлело, сделалось милым. Всякий раз, когда Павлов оглядывался, то видел Варино лицо.
Сызрань встретила каппелевский отряд хмурым молчанием — город словно вымер, не кричали даже горластые в эту пору петухи. Не было слышно лая собак.
— Это что же получается: большевики эвакуировали город и сами ушли? — пробормотал недоуменно полковник Синюков, глянул на молчавшего Каппеля, понял, о чем тот думает, и хмыкнул: — А может, у них голод, может, они не только петухов, но и всех собак уже поели?
Одну роту Каппель послал в обход города, она пошла слева — по оврагам и замусоренным долинкам, из которых горожане пробовали сделать свалку, и весьма преуспели в этом, вторую роту пустил справа, а перед городом выставил батарею Вырыпаева и скомандовал:
— Огонь!
Грохнул залп из четырех пушек. Снаряды с воем ушли в город. Каппель подозвал к себе командира подрывной команды — маленького капитана в мешковатой форме, развернул перед ним карту:
— Где здесь самое слабое место?
Капитан озадаченно приподнял плечо:
— Узнать можно, только попробовав красных на зуб. В бою.
— Это вовсе не обязательно. По моим данным, на станции Батраки скопилось несколько эшелонов. В вагонах — боеприпасы, винтовки, амуниция, на платформах стоят орудия, один эшелон — наливной. Ваша задача, капитан, — не дать красным все это угнать. Эшелоны должны остаться на станции. Задание ясно?
— Так точно! — весело ответил капитан, козырнул лихо, будто на учениях. С этой задачей он справится, она ему по зубам. Он даже помолодел — соскучился по настоящему делу.
— Возьмите, капитан, с собою взвод пехоты, — сказал ему Каппель, — своими силами вам не обойтись.
Капитану был выделен взвод Павлова.
Подрывная команда, пригибаясь, лощинками ушла в сторону от города, вместе с ней ушел и Павлов со своими людьми. Напоследок поручик остановился, поискал глазами симпатичную сестру милосердия, не нашел и, огорченно качнув головой, побежал следом за взводом.