Если свекровь - ведьма
Шрифт:
Двоеженцем? Двоеневестенцем! Я смотрела на Бондина, ожидая разъяснений. Они последовали.
— Они обратятся к шаману. А он должен будет, прежде чем их поженить, проверить бесконечный список всех женатых за… сколько Михаилу лет?
— Тридцать.
— Значит, за двенадцать лет. Да еще запросить у других шаманов списки тех, кого они поженили с начала этого года. Свадьба на некоторое время задержится… Вдруг все же Мелисса решила выйти замуж в шесть по Москве.
Супер. А у него, оказывается, бывают блестящие идеи.
Между
— Еще не приехал? — выдохнула она, восстанавливая дыхание и подходя к нам. Она вгляделась в небо и потом сообщила: — Мой диоровский шарф теперь никуда не годится. Он пожевал его концы. Придется ехать в Париж за новым. — Потом она снова посмотрела в небо: — Ох, не люблю я этих лихачей.
У ведьм, что — летающее такси, что ли?
Что-то прошелестело над верхушками, и вдруг перед нами взвилась туча пыли. Но кроме пыли, ничего больше не было. Я догадалась повернуть перстень.
Перед нами висел в воздухе, в полуметре над землей, потрепанный, полосатый, домашнего плетения половичок.
— Нам в Домодедово, — сказал инспектор. Половичку!
Тот загнул и снова распрямил два угла. Инспектор сказал:
— Годится.
Орхидея уже усаживалась на длинный край колыхавшегося половичка — как на диван, свесив ноги. Инспектор уселся рядом с ней. Ну и мне пришлось последовать их примеру.
Мне показалось, я села на надувной матрас, который качается на волнах. Только на матрас сдувшийся, и неизвестно, потонет он или поплывет.
Со стороны сада вдруг послышалось яростное шипение и звонкое, с металлическим призвуком, рычание. По песчаной дорожке на всех парах к нам мчался дракон.
— Лохнесик! — закричала Орхидея, выставив вперед руку, будто для защиты. — Это свои! Это гости!
Лохнесик не сбавил темпа нисколько. Коврик, будто в страхе, задрожал и, отбрыкиваясь свободными углами, стал подниматься, но дракон подпрыгнул и вцепился зубами в угол рядом со мной.
Я закричала на морду:
— Кыш! Кыш!
— Погладь его! — крикнула Орхидея.
Она обалдела, что ли? Она его зубы давно видела? Точнее, не зубы, а острые огромные клыки.
Мы никак не могли подняться выше: дракончик, с шелестом размахивая своими кожистыми крыльями, парил рядом и зажевывал коврик дальше.
Коврик опасно кренился. Если так пойдет дальше, дракон съест полковрика, мы все упадем и Лохнесик закусит уже нами.
Ладно. Я, слегка прикрыв глаза от страха, коснулась пальцами жесткого драконьего лба. Дракон поднят на меня желтые глаза. Я провела по его лбу ладонью. Сказала:
— Лети домой.
Он уркнул, выпустил мокрый, зажеванный угол и полетел над садом. Потом спустился где-то меж яблонь.
— Молодец! — крикнула мне Орхидея.
А инспектор посоветовал:
— Держись крепче.
— Да за что тут держаться? — недоумевала я.
— За угол. За меня. За что угодно. Упасть можно в два сче…
Половичок взмыл вверх — как мне показалось, вертикально. Ну, может, не совсем вертикально, под небольшим углом. Но я чуть не свалилась. Хорошо, что половичок меня поддержал, слегка подняв край.
Потом мы выровнялись, но было все равно ужасно страшно. Ты сидишь на тоненьком коврике, в ушах свистит ветер, а внизу мелькают верхушки деревьев. Надо было мне сесть в середку. А то с краю нет никакой опоры, лишь небо простирается до горизонта, и кажется, будто я лечу сама по себе. Если бы Бондин сел с краю, он бы вообще сознание потерял. Он же высоты боится. Я посмотрела на него. Инспектор сидел, зажмурив глаза и вцепившись в кромку ковра обеими руками. Бедняга.
Под нами показалась речка. Рыбаки на берегу задрали головы.
— Там рыбаки смотрят на нас! — прокричала я инспектору. — Сейчас нас тоже видят как на дельтаплане?
— Нет, — крикнул он в ответ, не разжимая век. — Такси всегда маскируется под стаю разных птиц, под косяки гусей, диких уток…
То-то меня удивляло, как быстро иногда перемещаются эти птичьи стаи.
— Значит, мы сейчас выглядим кем-то вроде диких уток, — сказала я.
— Угу, — кивнул Бондин.
Хорошо, что у реки были рыболовы, а не охотники. А то бы могли и охоту на нас открыть. Хотя половичок же магический и, наверное, защищен от пуль чем-то вроде магической брони. Всеми этими рассуждениями я и поделилась с Бондиным.
— Видишь? — И он, сам не глядя, похлопал по ковриковой поверхности.
— Что?
Там были мелкие просвечивающие дырочки. Я вытаращила глаза от ужаса.
— Дробь, — сказал инспектор. — Так что вовсе не защищен.
— Значит, мы в опасности?
— Ну, это бывает очень редко, — отозвался инспектор успокаивающим тоном. — Летим мы быстро, охотники не сидят за каждым кустом.
— Но почему нельзя применить какую-нибудь магию для защиты? — воскликнула я.
Инспектор приоткрыл наконец глаза, наклонился к самому моему уху и сказал:
— Коврики — невероятно гордые создания. Они обладают своей особенной магией. И не признают над собой ничьей магии чужой.
Гордые создания! Им-то что, их можно вообще распустить и заново сплести. Я начала напряженно вглядываться вниз, в окраины полей, кустарники у озер, крыши двухэтажных дач.
— Что ты там высматриваешь? — поинтересовался Бондин, глядя между тем не вниз, а только на меня. Упасть боится.
— Охотников, — ответила я.
— Да мы уже скоро прилетим.
И правда, вскоре показались бесконечные взлетные полосы, серые алюминиевые крыши аэропорта и стаи самолетов, неуклюже передвигавшихся по земле. Казалось, эти большие летательные машины играют в какую-то игру или исполняют особенный танец.