Если так рассуждать... (сборник)
Шрифт:
— Так? — спросил он, вглядываясь в мои брюки.
— Мне бы… — сказал я. Но не успел.
— Минуту! На проводе! Нет, я не Кулебякин, я другой… Пуговицы будут только квадратные? Вы кому звоните, товарищ? Нет, это не он, это я! Пуговицами занимается Кулебякин. Постоянно бывает. Да, на работе. Сказать точно? Пожалуйста: каждый первый четверг второго полугодия. Отбой! Фу…
— Так! — сказал он, уставясь на мой галстук. — Быстрее!
— Мне бы вот тут…
— Минуту! Нет, Кулебякин не здесь. Телефон здесь, а он — нет! Борщ сбежал? Не в курсе. Ждите Кулебякина. Понимаю,
— Кошмарная у вас работенка, — сказал я с чувством.
Он горестно вздохнул и обвел рукой телефоны. Все восемь телефонов — красный, фиолетовый, желтый, синий, черный, белый, розовый в яблоках и серый без циферблата.
— И у Кулебякина тоже кошмарная…
— Кулебякина нет! — автоматически ответил он, и мы засмеялись.
— Ладно, пойду, — сказал я. — Не буду отрывать. Хотел тут бумагу одну подписать у Кулебякина…
— Нету его, нету!..
— …насчет аттестации рабочих мест. Но раз такое дело, мешать не стану.
— Милый'! — закричал он. — Насчет чего у вас бумага?
— Насчет аттестации. А что? Все равно Кулебякина нет…
— Бег мой, хоть один по делу пришел. По нашему, родному. Давайте со сюда! Радость-то какая…
Он схватил мою бумагу и крупно вывел на ней: КУЛЕБЯКИН.
— Все-таки день не прошел даром, — сказал Кулебякин. — Спасибо вам. Заходите если что. Всегда рад. Жду!
Я вышел в коридор и плотно закрыл дверь. На ней было написано: «Лаборатория НОТ. Начальник А. Я. Кулебякин».
А из кабинета в это время доносился отчаянный голос:
— На проводе! Двух Дедов-Морозов на утренник в школу? Я не решаю, решает только Кулебякин. На него возложено. А я не Кулебякин, нет, нет, нет!..
Одновременно выбивались из сил еще несколько телефонов. Кулебякин был очень занят.
Конец «Монолога»
(история былых времен)
Молодежное кафе «Монолог» открывали торжественно, как металлургический гигант.
Директор кафе Виктор Горчаков, охрипший от речей, долго таскал почетных гостей по своему сверкающему детищу, демонстрируя разные чудеса.
— Это холл! — провозглашал он, оттягивая цельнорезную дверь, массой близкую к воротам крепости. — Зал на шестьдесят мест! Пульт дискжокея! А? Как вам нравится? Клубы по интересам, встречи с замечательными людьми, тематические дискотеки! Здоровый досуг молодежи!
— А выпивать они тут не начнут? — засомневался кто-то из гостей. — На дискотеках-то на этих?
— Хо! — кричал Горчаков с восторгом. — Все продумано! Прошу сюда. Это наш бар!
Слегка ошалевшие гости устремлялись к сияющему бару, но замечали серенький ценник: «Коктейль «Молодость» — 8 руб.» и делали вид, будто интересуются оформлением. Еще я наличии имелся полудрагоценный коньяк «КС». В его сторону гости старались вовсе не смотреть.
— Ага? — кричал страшно довольный Горчаков. — Кусается? Кто там говорил: пить начнут? Ну-ка?
Гости натянуто улыбались и брали по стаканчику «напитка фруктового — 20 коп.»
После неизбежного доклада началась неофициальная часть. Члены туристического клуба «Кракатау» показали слайдфильм о путешествии к верховьям Енисея на надувных матрасах. Самодеятельная рок-группа «Чебуреки-04» пародировала зарубежные ВИА. Особенно удались одежды западных эстрадных идолов. Они столь рельефно и наглядно разоблачали бездуховность и разнузданность рок-звезд, что зашедший полюбопытствовать ночной сторож Анкудиныч только крякал, утирал лицо платком и стеснялся смотреть по сторонам.
Наконец появился дискжокей, бледный молодой человек с загадочной улыбкой, жестом благословляющего митрополита возложил руки на пульт, отрешенно взглянул в потолок — и началось…
Верхний свет пропал, и тотчас же полилось из-под белых грибков-столиков матовое сияние. Запульсировали на стенах разноцветные сполохи, по потолку заплясали геометрические фигуры — словно кто-то бешено раскрутил гигантский калейдоскоп. Перед столиками выросла толпа и задрожала, запрыгала в железных ритмах.
Входящие в зал от грохота инстинктивно втягивали головы в плечи. Анкудиныч автоматически приоткрыл рот, как при артобстреле. Горчаков посматривал на танцующих ласково и снисходительно, как прабабушка на ползунка. В уме он уже ставил в годовом отчете красивую синюю галочку.
Гости дружно скакали, с удовольствием наблюдая за собственными цветными силуэтами, синхронно подпрыгивающими в зеркальных стенах. Никто из них не подозревал, что этот чудесный вечер знаменовал начало печального заката молодежного кафе «Монолог»…
В пляшущей толпе вместе со всеми прыгал Серж Гогонин. Серж работал в тихой должности на заводе электрочайников, был рукастым и ногастым парнем с печальным красным носом и чем-то неуловимо смахивал на ипподромного рысака — только не победителя заезда, а так примерно третьего с конца.
Гогонин обожал подобные культмассовые забавы, участвовал в них неукоснительно, причем отличался виртуозным умением не тратить собственных денег. На открытие кафе он попал случайно. Заметил из автобуса толпу, втерся в нее, громко аплодировал ораторам и два раза крикнул: «Правильно!», чем вызвал одобрительное внимание Горчакова.
Непосредственно по окончании митинга Серж затесался в группу почетных гостей, осмотрел здание и автоматически занял место за главным столом, где угощался с большим аппетитом. В этот вечер, однако, он был сильно не в духе, жаловался на желудок и тоску и рано покинул друзей, даже не «раскрутив» их как следует.
В коридоре с Сержем случился обидный казус. Пробираясь в сиреневой мгле к выходу, он зацепился за медную плевательницу, порвал правую штанину и колена и в довершение всего позорно растянулся около гардероба.
Прямым результатом падения явился выбитый передний зуб. Он болтался на лоскутке, мешая ругаться, пока взбешенный Серж не вырвал его напрочь.
В тоске безумных сожалений Серж мчался по ночному городу, зажав горячий зуб в кулаке. Его печальный нос хлюпал, как калоша…
Рта следующий вечер Серж сказал себе: «Зуб за зуб!» и отправился в «Монолог» разбираться. В кафе как раз проходила встреча с интересным человеком.