Если твой босс... монстр!
Шрифт:
— Мура… Мур… — позвала я.
— Чего тебе опять занадобилось, неугомонная?
— Признайся, Димари Эш мой отец? Не может быть, чтобы такой уважаемый, высокоинтеллектуальный фолиант, как ты, таящий в себе мудрость веков, не владел подобной информацией.
Да, я безбожно льстила, но опыт общения с компаньонкой подсказывал: не подмаслишь — не поедешь.
Нехитрый трюк сработал, и книга довольно закряхтела.
— Ну, Муронька… — продолжала искушать я. — Только на тебя надежда.
— Я ведь, Евушка, артефакт совестливый, вольным духом не развращенный. Как ведьмы да ведьмаки рода начинают
Сердце забилось чаще, радостно и тревожно, даже ладони от волнения вспотели.
Отец…
— А ты… Ты его совсем-совсем не чувствуешь?
Я не сразу решилась задать этот вопрос, потому что ответ мог убить последнюю надежду. Но все-таки спросила и замерла, в напряженном ожидании.
— Коли он в мирах далеких, так отследить его не удастся, пока сам зов не пошлет. Только если рядом переход в тот мир откроют. Тогда да, тогда получится… Но и в этом случае тих и молчалив он останется, коли почил, сложил буйную голову… — сказовым речитативом затянула Мура.
— Так чувствуешь или нет? — нахмурилась я.
Мне не героическая баллада сейчас требовалась, а ответ. Четкий и ясный, пусть даже горький.
— А я о чем толкую? В таком деле спешить нельзя. Это как со стрижкой. Там одно неосторожное движение — и ты без уха, а в нашем случае, девонька, без веры. А без веры да совести человек не человек, а так, обертка одна. Так вот, как пропал Димари больше двадцати годочков назад, так и не чувствовала я его с тех пор.
Я зажмурилась. В один день найти отца и сразу потерять — это больно и неправильно.
— Да ты погоди расстраиваться. Не таков твой родитель, чтобы в одночасье в воздухе раствориться. Был бы он в ином мире, я б его за это время обязательно почуяла. Хоть слабым эхом, невнятным отголоском. А коли умер… то не так внезапно. Порой ведьма сразу помрет, а ее магия еще месяц на том месте ощущается, прощальной нитью к родному дому тянется. А отца твоего как стерли. Был ведьмак да за секунду весь вышел. Нет, девонька, тут что-то нечисто. — Мура вздохнула и продолжила: — Думать надо, информацией разживаться, родовую магию учить и не терять надежды. Поняли ли?
— Поняла.
Нет, легче не стало. Что могла сделать одна маленькая, необученная, едва инициированная ведьма, когда Димари Эша искали лучшие маги? Но Мура права, надежду терять никак нельзя.
— А Джаронар Верле действительно был другом отца?
Да, этот вопрос тоже не давал мне покоя.
— Был, — подтвердила подельница. — Дружили они крепко. Димари — ведьмак, он быстро почувствовал бы неладное, если бы белобрысый маг изменил их дружбе, распознал бы обман да подвох. А ничего такого я не припомню… Ладно. Хватит на сегодня. Ты, вот что, спи давай, а то уж больно много событий для одного дня. Выспаться тебе надо, иначе восстановиться не успеешь.
— Хорошо.
Я еще раз взглянула на книгу, написанную Димари, отложила ее и выключила свет. Думала, буду еще долго ворочаться, но заснула почти сразу…
После
Нельзя сказать, что за это время вообще ничего не происходило — особенно, если учитывать необычное окружение, место работы, магию и прочие чудеса Мидгарда, — но стало как-то спокойнее. Занятия в академии, стажировка на таможне… Нам, конечно, не доверяли пока сложных, опасных или глобальных заданий, но даже в архиве можно было найти много интересного. Особенно меня интересовали дела, над которыми работал Димари Эш. Все они касались Земли, и мастерство, с которым ведьмак распутывал даже самые сложные схемы контрабандистов, приводило в трепет.
Я боялась, что после поцелуя в кабинете Марвелл будет настаивать на бурном «продолжении» наших отношений, но этого, к моему облегчению, не случилось.
Мы встречались практически ежедневно — в академии, в департаменте, а иногда, после работы, заходили в ту самую таверну у троллей. Ужинали и разговаривали обо всем на свете. О Земле и Мидгарде, о магии, моем даре, о ведьмах вообще и Димари Эше, в частности. Лорд директор оказался превосходным рассказчиком. То, о чем он говорил, сразу захватывало воображение, и я с огромным интересом слушала истории о смешных и курьезных случаях на таможне, о традициях клана, Лордом которого он являлся, о его детстве и юности.
С каждым днем Кирстрен раскрывался все больше, и я с удивлением друг осознала: то, то он не человек, а оборотень уже не пугало и не смущало, как раньше. Да что там — вообще потеряло значение.
Что касается поцелуев… Случались. Быстрые, жадные, обжигающе-нежные и только на прощание.
Тигрейшество, как и полагается настоящему хищнику, затаился и выжидал, приучая жертву к своему присутствию, аромату, харизме и обаянию. Я внутренним, ведьминым чутьем понимала это, но не ощущала себя ни жертвой, ни добычей, ни трофеем в ловких загребущих лапах, а просто наслаждалась моментом. Ведьмы, если на то пошло, тоже умеют охотиться.
Каждое утро на столике у кровати появлялись свежие полевые цветы в глиняном кувшинчике. Нежные, неброские, совсем простые. Я знала, что их приносят домовушки Сбыславы, присматривающие за моей комнатой, но у Наташки ничего подобного не водилось, у Гаврилова — тем более, а тетка Сбыся на все мои вопросы лишь таинственно улыбалась. В общем, догадаться, от кого цветы, не составило труда, и мне было очень приятно.
Вечерами, после практики, мы собирались втроем, с Наташкой и Егором, чтобы обсудить все, что случилось за день, обменяться новостями и закончить домашку, которую не успели доделать днем. А дальше, до самого сна, наступало время Муры и магии рода Эш.
Первым делом я прочитала книгу, написанную отцом. Толковые советы ведьмака помогли мне найти компромисс с внутренней ведьмой.
С ней не так просто получалось договориться, особенно сначала.
— А что ты хотела, девонька? — фыркала Мура. — Ваши-то с рождения с сутью своей сплетаются. Постепенно, да под надзором старших. А ты дар внезапно открыла, уже взрослой, сформировавшейся личностью… Да еще столько лет жила в слабомагическом мире, среди людей. Вот и непросто вам принять друг друга, договориться. Ничего. Все получится. Сольетесь, никуда не денетесь.